Анна Берсенева - Ответный темперамент

А теперь он находился в этом состоянии давно и хорошо понимал, почему Василиса прошла когда-то по слепому полю его жизни.

От того, что взрослого и умного мужчину тронуло бы, двадцатилетнему неразвитому парню становилось лишь скучно. Он не понимал тогда прелести простоты, нежности и человечности – его привлекали совсем другие вещи, причудливые и яркие.

«Вот и получи теперь Эвелину! – невидящими глазами глядя на бурную в своем убожестве камерную жизнь, думал Герман. – Ярче некуда!»

Собственно, все женщины, которые у него были, являлись теми или иными разновидностями Эвелины. А теперь, в сорок пять лет, приближаясь к тревожному рубежу своей жизни, он уже и вовсе не представлял себе женщину, с которой мог бы жить. И дело было не в бытовых привычках, за них-то он никогда не держался и менял их довольно легко. Дело было в том, что он на собственном опыте убедился: та нежность, та простая человечность, которую он встретил в ранней юности и мимо которой равнодушно прошел, – есть редкостная драгоценность, которую многим и многим вообще не доводится встретить за целую жизнь.

Собственно, он как раз и относился теперь к этим многим. Ничего подобного ему в жизни больше не встречалось и, учитывая возраст, встретиться уже не могло.

Герман даже и хотел бы попасться в силки самой распространенной среди мужчин его возраста иллюзии: что обновление жизни может быть связано с обновлением подруги, например, старой на молодую. Если бы так! Он бы рад был этому, честное слово. Но обновление подруг происходило в его жизни не раз, и ни разу при этом не случалось, чтобы что-то всерьез переменилось в нем в связи с этим.

Молоденькие девочки, даже лучшие из них, были слишком наивны, чтобы задержать его внимание надолго, а умудренные жизненным опытом женщины слишком сильно зависели от этого своего бытового опыта, который у них у всех был примерно одинаков, а значит, совершенно ему понятен, – и он терял к ним интерес так же быстро, как к молоденьким.

Тупик, отчетливый тупик.

«Что это тебя вдруг про баб размышлять потянуло? – злясь на себя, подумал Герман. – Ты лучше о другом тупике поразмышляй!»

Но размышления на любую тему все равно пришлось прервать: его вызвали на свидание. Это было странно, потому что навещать его было некому. Наверное, просто пришел адвокат.

Он у Германа был давний, проверенный, очень толковый и не строил оптимистичных прогнозов. А какие тут могут быть прогнозы – все ясно. Плохо дело, что и говорить. Все-таки, наверное, придется соглашаться на предложение, от которого невозможно отказаться. Против лома нет приема.

Погруженный в такие вот мысли, Герман пришел в комнату для свиданий.

В комнате сидела женщина. Герман не сумел даже удивиться – от постоянного ощущения безвыходности он впал в мрачное отупение. И только когда она быстро встала и посмотрела на него, он… Нет, не удивился – он почувствовал счастье.

Счастье ударило ему в лицо, как свет. И как ветер. Он задохнулся от этого неожиданного ветра и света. Он смотрел вытаращенными глазами и пытался отдышаться. Вид у него, надо думать, был самый что ни на есть глупый.

Впрочем, думать он в этот момент мог не очень. Даже совсем не мог он думать.

– Здравствуйте, Герман, – сказала она. – Извините, что я вас побеспокоила.

Он так и не понимал, откуда вдруг ощущение такого счастья. Он ведь даже имя ее не сразу сумел вспомнить!

– Здравствуйте… – пробормотал он наконец. – Да нет, ничего… Какое же беспокойство! – И с идиотской любезностью предложил: – Вы садитесь, Ольга, садитесь.

Она села. Он тоже. Он не знал, что сказать: слишком велика была его оторопь. Она сказала сама:

– Я хотела вернуть вам плащи. И сапоги. И поэтому пришла к вам на работу, на Малый Ржевский. А там как раз шел обыск, насколько я поняла. И ваш адвокат объяснил мне, в чем дело. И разрешил пойти сюда с ним. Видимо, у него здесь какие-то связи, и меня пустили.

Чтобы Венедикт Аверин взял с собой в Матросскую Тишину какую-то незнакомую женщину, должно было произойти нечто экстраординарное. Впрочем, после того как он сам чуть сознание не потерял от счастья, эту женщину увидев, Герман не удивлялся уже никакой реакции на нее кого бы то ни было, в том числе и своего невозмутимого адвоката.

– Я очень рад вас видеть, – произнес он очередную глупую фразу. И, спохватившись, добавил: – То есть не здесь, конечно. Вообще. Просто так рад.

Она улыбнулась. От этого в ее глазах что-то засветилось. Ему стало интересно, что, и он еле удержался от того, чтобы положить руку ей на затылок, притянуть ее к себе поближе и рассмотреть этот свет в ее глазах получше.