Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

— Лежи спокойно! — наставляет Юха отца. — Вот так! Хорошо! Вот я тут лежу мертвый.

Юха деловито укладывается возле Бенгта, складывая руки на животе.

Они лежат. Ничего не происходит.

— И долго нам так лежать? — подает голос Бенгт спустя какое-то время.

— Ты должен молчать! — раздраженно шепчет в ответ Юха. — Пока не явится ангел и не откатит камень.

— А когда явится ангел?

— Скоро. Тихо!

Они ждут еще какое-то время. Потом Юха решает, что пора вмешаться.

— Марианна! — зовет он.

Она не реагирует.

— Марианна! Чем ты занимаешься?

— Погоди, — бормочет Марианна, полностью поглощенная Дракулой, — я вот только дочитаю.

Юха поднимает голову:

— Чертова соплячка! Или ты сейчас придешь, или ты вообще не играешь! Тогда я буду и Иисусом, и ангелом.

Марианна встает, не отрывая взгляда от журнала:

— Ну ладно! Что мне делать?

— Ты должна откатить камень, чтобы могила была открыта. А потом ты должна пробудить меня.

— Как?

— Не задавай столько вопросов. Просто откати камень!

Марианна толкает папу, который и не думает двигаться.

— Откатывайся, папа! — шепчет Юха.

— Я истолковываю роль по-своему, — шепотом отвечает Бенгт.

— Откатывайся, дурацкий камень! — кричит Марианна.

Бенгт вздыхает и безо всякого воодушевления скатывается по склону.

— Еще! Еще! — в восторге кричит Марианна и бежит за отцом. Она толкает его изо всех сил. Бенгт разгоняется не на шутку, ему надо за что-то ухватиться.

Он хватается за солнечные часы.

Они падают.

— Вот черт, часы! — кричит Бенгт.

— Тихо! — шикает Юха. — Теперь буди меня, Марианна!

— Проснись! Проснись! — кричит Марианна.

Юха торжественно поднимается.

Дети скандируют:

— Иисус воскрес! Воистину воскрес!

Из «Продуктов Сольвейг» возвращается Ритва. Она вылезает с пакетами из машины.

— И чем это вы занимаетесь? — с подозрением спрашивает она.

— «Иисус воскрес из мертвых».

— Юха — Иисус, а я ангел, а папа — камень перед могилой, — объясняет Марианна.

— Солнечные часы упали! — жалуется Бенгт. — Вот дерьмо!

— Камень из него никудышный, — жалуется Юха, — он постоянно разговаривает. Если хочешь, можешь быть тремя скорбящими женами.

— Нет уж, спасибо, дружок, — отвечает Ритва. — Господи, Бенгт, чего ты возишься с этими сказками?

— Это не сказки! — в один голос протестуют Юха и Марианна.

Ритва закатывает глаза и тащит пакеты к дому.

— У меня ребенок верит в Бога. Где же это я дала маху?

Да, я верил в Бога. Я ждал, что однажды он придет и освободит нас, да, верил.

Как я представлял себе Бога?

Как человека из космоса. Как того, кто придет и все наладит, всех утешит, всех простит. Он должен был приземлиться на поляне перед школой. Собрался бы весь Сэвбюхольм — по какой-то причине все должны были ПРИЙТИ туда, а не приехать на машине, — у некоторых были бы основания бояться, другие бы приветствовали Бога с радостью.

Сонмы ангелов в сверкающих серебряных одеждах скучились бы вокруг Бога, который сидел бы в середке на стульчике и вершил суд.

Поскольку Богу требовалось чисто физически преодолеть огромные пространства открытого космоса, легко понять, что ему понадобилось время. Но почему он так сильно задерживался, этого я понять не мог. Зачем это молчание? Почему бы не дать нам хотя бы маленький знак?

Не очень-то любезно с его стороны.

Когда я понял, что больше не в силах ждать, я стал сам готовиться покинуть Сэвбюхольм.

Быть может, Бог появится там на днях, а меня уже нет.

— Я составил список тех, кого я больше всех люблю, — говорит Юха за обедом.

— Вот как, послушаем-ка! — отвечает Бенгт.

— Возьми-ка рыбных палочек! — говорит Ритва.

— Я хочу палочки с кетчупом! — вставляет Марианна.

Ритва протягивает ей кетчуп. Марианна выдавливает на палочки целое море. Бенгт вздыхает и смотрит в сторону.

— Больше всех люблю самого себя, — начинает Юха, — потом маму, потом Марианну и, наконец, папу.

— Ну-ну, очень мило и приятно, — говорит Бенгт.

— Спасибо, — отвечает Юха и тоже выдавливает кетчупа на палочки.

Бенгт закрывает глаза, ему дурно.

— А я больше всех люблю маму! — заявляет Марианна.

— Ой, маленькая, какая та лапочка! — Ритва чмокает ее в лоб.

— Потом себя, а потом Юху… и последний папа.

— Как я люблю обедать в кругу семьи, — бормочет Бенгт.

— Ну-ну, нечего завидовать, — смеется Ритва, — вот тебе кетчуп к палочкам. Молчи и ешь!