- Как дважды два – четыре, проше пана ! Все об этом знают, но бояться свидетельствовать.
- То есть, вы головой ручаетесь, что это – факт? Этот бандит зарезал девушку?
- Пан адвокат, он и сам об этом по пьянке хвастался!
- И вы это лично слышали?
- Ну, я – нет, а люди слышали.
- Теперь у меня вопрос пану графу, - сказал Кржижановский. – Выдвигал ли Мюллер какие-нибудь условия относительно людей, которых ему нужно указать?
- Никаких, просто он потребовал четверых за четверых, чтобы было ровно десять. Он даже издевался, что ему все равно, то есть, что я могу отдать ему своих слуг, конюхов – кого угодно.
Кржижановский выразительно поглядел в лица всех присутствующих.
- Теперь вы уже понимаете, что я понимал под "меньшим злом". Разве жизнь этого, как его там…
- " Бублика ", - подсказал Годлевский.
- …именно, этого "Бублика" – разве такая жизнь стоит столько же, что жизнь профессора Стасинки или лесничего Островского? И разве выдача этого убийцы ляжет бременем на нашу совесть? Или мы совершим нечто недостойное?
- Ну почему же! – загудел профессор, сунув палец в чешущееся ухо. – Мы совершим приличный, ergo, достойный поступок, пан адвокат. В церковной терминологии это называется " добрым делом ".
- Несомненно! – парировал Кржижановский. – Врач и преступник обладают совершенно разными рангами. Повсеместно считается, что…
- Повсеместно считается, - перебил его Станьчак, если вступить сапогом в дерьмо, то это приносит счастье, тем временем, мы как-то вечно ругаемся, если вступим. И знаете почему, пан крючкотвор?!
- Профессор, не могли бы вы…
- Мог бы, мог! Не мог бы только одного – отдать самого себя в руки Мюллера взамен за какого-то патентованного неудачника. Других выдам с охотой… А если это, вдобавок, будет коллегиальным решением… Сплошная выгода, господа! Мы покараем преступника, в отношении которого закон бессилен, и, благодаря этому, спасем врача, являющегося добродетелем человечества, и за это то же самое человечество, не говоря уже о Божественном Провидении, должно нас щедро вознаградить. Правда?
Эта его шутка никого не развеселила. Кортонь вернулся к теме, которая выскользнула из рук Кржижановского по причине вмешательства профессора:
- " Бублика " за врача – дело, видно, хорошее? Пан Брусь, пан Хануш, пан Седляк, пан Малевич?... Вы все так же против теории меньшего зла?
- На первый взгляд все выглядит верно… - ответил аптекарь. – Но это на первый.
- Почему же только на первый?... – не уступал Кортонь.
- Потому что… с точки зрения морали… несмотря на все то, кто этот " Бублик " такой, и что он творит… дело… ну, не настолько очевидное…
Брусь замолчал, зато усталым голосом продолжил Малевич:
- Чистой здесь является только фатальность… Фатальность, но не проблема большего или меньшего зла, господа. Это, скорее, проблема двойной неудачи! Чертового двойного невезения!
Никто не мог понять, почему советник заговорил о невезении.
- Как это, двойного? – спросил ювелир.
- Обычно. Во-первых, это невезение для тех людей, которых гестапо арестовало, ведь точно так же могли схватить других, в том числе – кого-то из нас. Во-вторых, это наше невезение, поскольку именно нас пан граф захотел пригласить в свой дворец, чтобы принять решение по вопросу, когда любое решение превратится в преступление, даже решение не участвовать в всем этом, ведь это правда – что встать из-за этого стола с чистой совестью уже невозможно. А если мы решим дать Мюллеру четырех людей взамен – это будет невезением для этого квартета, и тогда мы сможем говорить о третьем невезении. Выходит, это даже не двойное, но тройное невезение, господа. Хочешь – не хочешь, а мы вошли в проклятую сферу фатума!
- О-о-о! Здорово сказано! – расцвел Станьчак. – И очень правильно! Браво, пан советник! Мы вошли… простите – вступили в фатальный красный круг безумия капитана Ахава [22] Герой романа "Моби Дик или Белый Кит" Мелвилла. Всем рекомендую!
! Это честь, господа! Не каждого встречает такая честь, чтобы на своем дворике встретить громадное белое животное в виде какого-то там Мюллера да еще и получить возможность сгноить себя самого!
- А из-за кого мы получили все эти неприятности?! – разъярился Седляк. – Из-за этих лесных героев, освободителей Польши, которых здесь представляют господа Мертель и Кортонь!
- А вы, случаем, не знаете, товарищ, кто здесь представляет тех лесных бандитов, что только грабят по деревням, называя воровство, бандитский разбой – реквизиция ми? – гневно спросил Мертель. – Чтобы было легче, добавлю, что себя они представляют национально-освободительным партизанским движением, хотя освобождают только мужика от его имущества, а вот сражений с фрицами сторонятся, словно черт святой воды!
Читать дальше