Вальдемар Лысяк - Цена

"Да, всей".

"Ага, это было бы повышение, пан ксендз! Ну а еще выше?"

Викарий отрицательно качает головой.

"Выше уже нельзя. Не могу же я сделаться Господом Богом …"

А еврей на это:

"Ну почему бы и нет. Одному нашему мальчику удалось"

Громовой хохот перебил адвокат Кржижановский:

- По Словацкому, одному из наших достанется Апостольская Столица…

- Неправда, пан адвокат, - возразил Малевич. - Юлик Эс пророчил " славянского папу ", а не польского. Что не исключает поляка, но может быть и чех, и…

В этот момент камердинер Лукаш вкатил в зал коляску с графом. Гости умолкли и встали, приветствуя хозяина.

- От всего сердца приветствую вас и благодарю за то, что вы прибыли, - сказал Тарловский. - Можешь идти, Лукаш… Садитесь, господа. Ешьте, пейте. Надеюсь, вы мне простите, что я принимаю вас так по-простому, но дело… очень важное… возникло неожиданно, и моя кухарка не успела приготовиться, хотя знаю, она там готовит что-то горячее, которое подадут позднее…

- Ну что же вы, пан граф, да в нынешние времена это и так… - подлизался Брусь.

Тарловский, морща бровь, указал на свободный стул:

- Пан Бартницкий… как, решил не приходить или запаздывает?

- Он немного опоздает, - пояснил доктор Хануш. - Заканчивает какое-то срочное дело, и он попросил попросить у вас прощения от своего имени.

- Ладно, ждать не будем, у нас мало времени, - принял решение хозяин. – Господа, перехожу к делу. Я пригласил вас, наиболее уважаемых граждан Рудника, поскольку, как вам наверняка известно, гестапо арестовало десять…

- …наиболее уважаемых граждан Рудника, - перебил его профессор Станьчак, в голосе которого совершенно не чувствовалось сарказма, но замечание и так было саркастичным в силу своего содержания.

- Именно. Но кое-что тут сделать можно. Имеется в виду трудное, очень сложное решение, которого я самостоятельно принять не мог – поэтому и пригласил всех вас. Начальник гестапо, Мюллер, сделал мне некое предложение… Я беседовал с ним несколько часов назад. Мюллер согласился выпустить четырех арестованных, но за выкуп.

- Почему только четырех? – спросил Годлевский.

- Этого я не знаю. По-видимому, опасается своего начальника. Всех же он отпустить не может, а заработать охота, вот и посчитал, что с четырьмя все пройдет. Но ведь четыре – это больше, чем ничего, так, господа.

- Сколько же он хочет взять? – спросил Кортонь.

- За каждого освобожденного от требует по двадцать тысяч долларов.

Эхом этих слов стал пробегающий вдоль стола шорох, переполненный сдавленными фырканиями и ругательствами:

- Скотина!

- Сукин сын!

- Гиена швабская!

- Фриц ебаный!

- Да никогда не платили даже половину этой суммы!

- Он специально столько запросил, чтобы ничего из этого не вышло!

- Или – чтобы сразу же заработать кучу денег.

- И кто столько сможет заплатить?!

- И что за сволочь! Мало того, что людей мордует, так еще и торгует ими, словно работорговец, пся крев!

Когда первые возмущения утихли, аптекарь Брусь подвел итог:

- Пан граф, это гигантская сумма… Никто из нас не мог бы даже…

- Я позвал вас не для того, чтобы собирать деньги, - успокоил его граф.

- Да со всего города не выдоить такой суммы, - сказал Клос. – Четырежды двадцать – это восемьдесят тысяч долларов, капитал! Простите, но даже в Люблине за арестантов платят по две, самое большее – по три тысячи…

- Но только не за арестанта, которого осудили на казнь, пан редактор, - поправил его Седляк.

- Но ведь тут же не было никакого приговора, поскольку и суда никакого не было, - приподнялся на своем месте Гаврилко.

- Не смешите, святой отец! – побранил его Седляк. – Решение районных властей имеет силу судебного приговора, это административное проведение приговора над арестованными. Или вы с дуба упали, или только сегодня родились? Все, которых арестовал Мюллер, имеют приговор властей, и спасение таких осужденных в деньгах стоит намного больше, чем три тысячи зеленых.

- Ну да, раза в два, - вмешался журналист. – Пускай, в три. Но не двадцать тысяч?!

- Господа, господа! – Адвокат Кржижановский поднял руку, успокаивая спорящих и давая знать, что сам желает взять слово. – Вы удивляетесь, господа? А тут нет ничего удивительного, вопрос совершенно ясный. Фрицы получают по заднице на всех фронтах: на востоке, на западе, на юге – короче, повсюду. В Люблине очень скоро будут править русские. Мюллер понимает, сколько ему осталось времени на то, чтобы собрать военную добычу, вот он и взвинчивает цены. Это просто закон рынка, который идет к своему краху.