Владислав Леонов - Мальчишка в сбитом самолете

— Кирпич! — кричит вдруг Пирогов.

Нет кирпича. Дорожный знак валяется в кювете. Резкий неожиданный поворот. Левый рычаг на себя, тягач послушно поворачивает тупой, как у кашалота, нос влево и резко ныряет под уклон. Тяну оба рычага на себя! Тягач не слушается, ползет вниз, буксует! Впереди — мосточек, под ним — речушка. Мама, помоги!

— Скорость! — опять кричит Пирогов. — Не тормозить!

Бросаю рычаги, жму на газ. Тягач рванулся вперед. Мелькнули перила моста! Проскочили…

Дорога выровнялась. Притормаживаю потихоньку. Вылезаем из кабины. Горячий чих-пых стоит на обочине. Пирогов, скользя, бежит к повороту, поднимает дорожный знак, зовет нас. Деревянный столб аккуратно спилен. На круге запрещающий знак — «кирпич».

Достаем лопату, лом, вкапываем знак на прежнее место. Теперь в гололед никто тут не поедет.

— Зачем спилили-то и кто? — недоумевает мой напарник Ваня Жуков.

— Недобитки, — зло проговорил Пирогов. — Ничего, добьем. Давайте домой, ребята. Жуков, за руль.

Ваня, водитель опытный, правит осторожно. Через мосточек, на горочку, на дорогу. Слушается его тягач. Пирогов доволен. Вот и крыши нашего городка. Въезжаем в парк, рулим на мойку. Народ уже в столовку топает. Слышна песня:

Весело поют мальчишки. Как не веселиться, когда ждут их щи, гречка с мясом и еще кисель! Нам нужно успеть переодеться, умыться. А завтра опять напяливать грязное, опять чистить свой чих-пых, чтобы опять месить снег и грязь по пригоркам. Замкнутый круг. Ваня шагает мрачный, о чем-то думает. Вздыхает:

— Сегодня он знак свалил, завтра пулю в спину всадит. А мы всё в войну играем. А нужно автоматы в руки и — вперед!

Куда вперед, товарищ Жуков? Мы же еще ничего не умеем.

В столовой старшина объявляет: завтра наша школа дежурная. После обеда всем отдыхать. Четыре часа спим, потом: «Школа, подъем!» Вскакиваем, одеваемся. Пирогов уже в казарме, при оружии, молчалив и серьезен. Он — начальник караула. Старшина раздает патроны. Мы ссыпаем их в шапку — красноватые, тяжелые, маслянистые семечки. Щелк, щелк, щелк — снарядили магазины. Построились. Пирогов проводит инструктаж: это нельзя, это не разрешается, это запрещено. Говорит, как стоять, как смотреть, как отвечать разводящему — короче, кратко пересказывает устав караульной службы. А вот и новенькое:

— Особенно бдительными быть в автопарке, возле орудий, у складов боеприпасов и горюче-смазочных материалов, а также на территории офицерского городка.

Построились, пошли, автоматы на плече, подсумок на боку. В караулке разместились. Первая смена, зарядив под присмотром разводящего оружие, потопала на посты, вторая будет их сменять, а пока сидит, автоматы под рукой. Третья смена спит. Не раздеваясь, только сняв сапоги. Через час Пирогов пошел проверять часовых. Где-то прогремел выстрел. Мы, схватив автоматы, выскочили следом за сержантами. Темень, слабо светят вдали фо нари, падает снег. Навстречу шагает Пирогов с разво дящим.

— Что там? — встревоженно спросил кто-то, и разводящий ответил:

— Да так, шмальнул салажонок с перепугу.

Пирогов вошел в караулку, непроницаемый, как всегда. Но очередную смену предупредил: действовать строго по уставу, стрелять только в крайнем случае.

И вот настала моя очередь. Теперь я — часовой. Живой труп, завернутый в тулуп, как шутили на гражданке, когда ни черта не смыслили. Часовой есть лицо неприкосновенное. Так по уставу. Все мне запрещено: спать, орать, курить, книжки читать. Разрешено только одно: все видеть и слышать. И не робеть. Теперь я целиком и полностью в ответе за эти пожарные щиты, ведра, лопаты, лампочки, столбы. Но главное — я отвечаю за тягачи нашего полка, которые стоят на колодках, широкогрудые, важные, до блеска начищенные. Стоят и сонно щурят на свет фонарей свои глазищи-фары, прикрытые маскировочными щитками.

Погасли последние огоньки в офицерском доме, и сразу стало мне одиноко и страшно. А тут еще стук! Тихий и настойчивый металлический стук! Сразу хватаюсь за автомат. Вот когда почувствовал, что такое оружие! Друг ты мой надежный! Тридцать смертей у меня в руках — сунься кто!

По тени, таясь, пошел на стук. А в памяти сразу воскресли рассказы о бандитах, шпионах, о зарезанных, удушенных и пропавших без следа часовых. Рукам жарко, стряхиваю рукавицы, автомат наизготовку, больной палец на спусковом крючке. Все оказалось не так страшно. Ремешок от тента тягача на ветру качался и металлическим наконечником ударял по кузову. Какой-то растяпа плохо тент закрепил!