— Как умер? Что ты несешь?!
— Ректору из милиции звонили, еще утром — машина его сбила на Дмитровке. Что он там делал ночью?!..
Никита обхватил голову руками и застонал.
Валерия, немного остыв, побежала к телефону. Не прошло и часа, как приятного вида мужчина расспрашивал Гердова о странном ночном госте и подробностях их разговора.
Никита не мог представить, что утрата холста так сильно его расстроит. Но более всего он был в шоке от гибели соседа, интуитивно связывая его смерть с пропажей картины. Сидя по-турецки на своей кровати, Никита тупо глядел в противоположную стену, за которой была комната Стасика. Однако в голову лезли и лезли фрагменты мыслей и ощущений, пережитых во время работы над “Спящим огнем”. Теперь он был уверен, что кто-то водил его рукой, замешивал нужный цвет и накладывал мазки. Он помнил, что, когда сопротивлялся чужой воле и писал, как ему хотелось, невидимая сила заставляла брать мастихин и снимать нанесенную на холст краску. Или потом, когда он невообразимо устал и полностью отдался чужой воле, стало немного легче, хотя и тревожно. И вот теперь им опять манипулируют. “Что происходит? Что случилось? Неужели крыша поехала?!” — с тревогой думал Никита, глядя на стену.
— Нет, ни в деканате, ни на кафедре не знают никакого Георгия Андреевича и говорят, что никого постороннего на просмотре не было, — запыхавшись, прямо с порога выложила Валерия и подсела к Никите.
— Слушай, Лер, шла бы ты домой, — неожиданно проговорил Никита и как-то странно посмотрел на девушку.
— Не-ет, я тебя одного больше не оставлю. Папик весь свой отдел на уши поставил. Сказал, к вечеру найдут твоего ночного гостя, если только он не успел из Москвы удрать.
К вечеру, когда Никита немного успокоился и даже смог поспать несколько часов, действительно поступила интересная информация. Оказывается, ночью произошел еще один несчастный случай — на этот раз в гостинице “Интурист”. На седьмом этаже выгорел номер некоего господина из Бельгии. Почерневший труп бывшего жильца прижимал к себе остатки сгоревшего тубуса с клочком холста какой-то картины.
Через день Никита навсегда уезжал из Москвы.
С тяжелым сердцем, горечью и обидой, злостью на себя и тревогой он возвращался домой. Забросив в купе вещи, он вышел на перрон покурить. Ему показалось, что кто-то за ним наблюдает. Людей на Казанском вокзале было много, и уследить, кто именно смотрит, было сложно. Но когда поезд пошел и Никита уже с площадки бросил взгляд на перрон, по спине пробежали мурашки: у информационного щита стоял ночной гость и грустно и насмешливо смотрел на Никиту...
Именно тогда Никита остро почувствовал, что больше не будет ему покоя, пока не выяснит, что же произошло за эти последние дни.
Приехав домой, Никита, как мог, объяснил матери, что учебу закончил, диплом выдадут позже, и на следующее утро укатил в Сысерть. И опять Маргарита Александровна приняла его без удивления, с пониманием и полным спокойствием. Ее волновали не столько успехи внука, сколько его здоровье и настроение. Видя, что внук взволнован, она не стала задавать вопросы и, зная главное лакомство Никиты, занялась стряпней.
А Никита, обняв бабушку, сразу поспешил на чердак. Теперь он не стал спешить. Прикасался, перебирал вещи отца медленно и крайне осторожно, как археолог древние черепки. Он сдувал пыль, протирал и надолго погружался в записи или осмотр вещей. Теперь все было важно.
Он понял, что тайна случившегося находится здесь, в отцовских вещах, неспроста так сработали старинные краски. Он медленно и осторожно перелистывал страницы, читал все, что можно было прочесть. Никите лишь чуть-чуть приоткрылся тот старый мир, а он уже утонул в геологических и географических терминах, мансийских названиях рек, горных вершин, странных имен. Маршруты были искусно вычерчены и снабжены поясняющими рисунками.
Прошло не менее недели, прежде чем Никита почувствовал плавный переход отца от деловых записей к неким странным размышлениям о сакральности культуры манси, таежных духах и божествах. Его поразил самодельный мансийско-русский словарь объемом в половину тетради, многочисленные записи рассказов, легенд. Перед ним открывался непонятный мир. Этот мир не просто отличался от того, в котором находился Никита, он был совершенно другим.
Никита знал, что расспрашивать бабушку про отца — дело не простое. Единственный сын Маргариты Александровны, радость и утешение, теперь память о нем — то, чем она живет. Как замковый камень в арочном проеме держит свод, так и память о сыне держит ее на плаву, помогает жить дальше.
Читать дальше