Николай Гарин - Таежная богиня

— Проснись, Гердов, пора, нас ждет приговор!.. Ой, а слюны-то натекло, слюны. Сейчас, погоди, платок достану. — Валерия вернулась из столовой и тормошила Никиту. Тот, мало что понимая, оторвал голову от затекших рук, глянул на прозрачную лужицу возле ладони, смахнул ее рукавом и поднялся.

В холле второго этажа, где выставлялись дипломники, уже вовсю шло обсуждение, вернее подводились итоги, обобщались результаты всего потока. Когда Никита с Валерией вошли, как раз началось зачитывание оценок.

— Отличных работ оказалось гораздо меньше, чем мы надеялись, — начал декан, — зато порадовали те, от кого мы никак не ожидали. Так, например: Карелов Анатолий с его “Может быть...” или Гошин Евгений “Оранжевый рай”. Работы крепкие, будем рекомендовать на конкурс.

Далее зазвучали фамилии, названия работ и оценки. Валерия округлила глаза и с ужасом взглянула на Гердова, когда в числе отличных работ назвали и ее фамилию. Однако Никита был невозмутим, он никак не походил на изнывающего от волнения и страха студента. Он разглядывал за окном клены, которые, как в немом кино, махали ему руками-ветками.

— ...Ну и, наконец, Гердов Никита!.. — проговорил декан и стал молча искать его глазами в толпе студентов. Нашел, взглянул и снова опустил глаза в ведомость. — Не скрою, ждали, что оный талант и на сей раз удивит училище, но, — он высоко поднял плечи, — увы, это единственная тройка на сегодня. Ну вот, коллеги подсказывают, что это вообще первая тройка за последние два года. Что случилось?! Работа беспомощная, слабая, безликая, неинтересная...

По дороге в общежитие в одной руке Никита нес свое произведение, как огромный средневековый щит, а в другой — холщовую сумку, в которой колотились друг о дружку два больших “портвейна”. Не доходя до общежития, он присел на низенькое металлическое ограждение, выпил одну бутылку и только тогда продолжил свой путь.

Зайдя в комнату, Никита почувствовал долгожданную легкость в мыслях и тяжесть в ногах, поставил холст прямо у двери, повернув лицевой частью к стене, не раздеваясь, рухнул в ямообразную кровать и отрубился.

Ему снился какой-то бурелом событий, винегрет лиц, предметов, обрывки слов, ветви, листья, рты, глаза, слова, машины, и опять все по кругу в каком-то калейдоскопе, пока не раздался стук в дверь. Стук был деликатным, но требовательным. Карусель остановилась, потом, когда стук повторился, она и вовсе пропала, стало темно. После третьего стука Никита оторвал голову от подушки и открыл глаза. Окна зияли черными безднами с редкими далекими огнями, а на столе, отвернутая к стене, горела настольная лампа. Дверь в четвертый раз настойчиво отстучала, точно зная, что дома обязательно кто-то есть. “Что за бред, свои вошли бы с первым стуком, значит, кто-то посторонний, — оставаясь все еще пьяным, подумал Никита, вздохнул и негромко крикнул: — Про-шу!”

Пока дверь открывалась, Никита опустил на пол ноги, сладко зевнул, потянулся, энергично взъерошил волосы и только после этого повернул голову и посмотрел на вошедшего. В дверях стоял невысокий, лет сорока — сорока пяти мужчина. Хорошо и со вкусом одетый, с диагональным зачесом темных с проседью волос, сквозь которые просвечивала лысина. Вид портили две вещи — излишняя мохнатость бровей, из-под которых не очень убедительно поблескивала пара влажных огоньков, и великоватый нос. “Скорее армянин, чем еврей... Где-то я его видел?” Никита сдвинул брови, но проговорил приветливо:

— Чем обязан?

— Добрый вечер, господин Гердов, — приятным голосом проговорил гость и слегка кивнул головой. — Вы позволите? — И, не дожидаясь ответа, прошел к столу, развернул стул и, расстегнув пуговицы на пиджаке, осторожно сел. Сел, как на что-то хрупкое и не совсем приличное.

— Так чем обязан? — повторил Никита и, не сдержавшись, снова сладко зевнул. — Простите. “Определенно где-то я его уже видел!”

— На просмотре, на просмотре вы могли меня видеть, — прочитал Никитины мысли гость и, услужливо улыбаясь, добавил: — Сегодня утром, я был в составе комиссии.

— А-а, да, да, да... Ну и... пришли утешить, сообщить о пересмотре решения...

— Судя по специфическому амбре, — гость помахал ладонью перед своим мощным носом, — вы уже попробовали себя утешить.

“О-о, гость-то слегка хамит!” — отметил про себя Никита, а вслух задал все тот же вопрос:

— Итак, сударь?..

— Пусть будет Георгий Андреевич, дорогой Никита. А вас, ничего, что по имени?

— Сойдет, — ответил Никита, и ему стало скучно. Он полез в свою тряпичную сумку, извлек вторую бутылку портвейна и поставил на стол. — Если не возражаете...