Николай Гарин - Таежная богиня

Неожиданно дверь без стука отворилась, и в проеме возникла вихрастая голова, обладатель которой сочувственно проговорил:

— Никита, привет, я слышал... ой, добрый вечер (это уже относилось к гостю)... Правильно ли я понял...

— Правильно, правильно, — вдруг ответил за Никиту гость и махнул рукой, приглашая вихрастого пройти в комнату. — Как вас зовут, юноша?

— Стас!

— Послушайте, милый Стасик, — гость красивым движением достал из внутреннего кармана пухлый бумажник, двумя пальцами извлек из него голубоватую купюру и протянул Стасику, — сходите-ка, милый человек, да купите бутылочку “Арарата”, да в три звезды, дорогой, непременно в три.

— Но я...

— А сдачу оставите себе. Да, и шоколадку не забудьте...

Гость так светился добротой и щедростью, что Стасик покорно кивнул и, выхватив денежку, исчез.

— Ну, а теперь главное, дорогой Никита, — торжественно, склонив голову набок, как на поминках, проговорил гость. Он снова полез в бумажник, и на стол легли пять стодолларовых банкнот, — здесь пятьсот.

— Оп-па! — вырвалось у Никиты. Не долив стакан, он поставил бутылку и уставился на деньги.

— Я, мой милый Никита, покупаю вашу дипломную работу, — сказал гость и горделиво вскинул голову, точно совершал благороднейший поступок.

Никита продолжал смотреть на деньги. В переводе на рубли это была приличная сумма для студента.

— Это за тройку-то?!

— За нее, милый, за нее...

— Странно, оччень стран-но, не находите?! — Никита снова взялся за бутылку.

— Нисколько... — гость скосил глаза на хозяина комнаты. Он долго с каким-то то ли сомнением, то ли подозрением разглядывал Никиту, точно собираясь еще что-то сказать, но вдруг снова достал бумажник, и к первым пяти купюрам добавилось еще пять того же достоинства.

— Уважаю тех, кто знает себе цену, — с той же торжественной ноткой проговорил гость. — Это, надеюсь, должно вас утешить? Не правда ли? — Он откинулся на спинку стула, наблюдая за произведенным эффектом.

Вот теперь Никита раскололся, рассыпался на несколько маленьких Никит. Один из них спешно переводил доллары в рубли и дивился удаче, другой прикидывал, куда потратить столь внушительную сумму. Всплыли старенькая бабушка, мать с ее квартирой, давно требующей ремонта, надо бы новых красок, кисти, холст, еще этюдник, джинсы, или на Соловки, давнюю мечту, пописать там закаты, да мало ли куда можно целую тысячу долларов потратить!.. Третий предлагал положить в банк на проценты. Но был и такой Никита, который тихо и нудно ныл, корил своих близнецов за жадность.

— Нет, — вдруг проговорил Гердов, — нет, не правда.

— Однако! — Гость опять уперся взглядом в столь несговорчивого и, как ему начинало казаться, жадного до денег молодого художника.

— Ну, подумайте сами, — Никита взялся за стакан, — некий студент-дипломник получает “уд”, его работу называют бездарной и...

— Но мы-то с вами знаем, молодой человек, что это не так, — перебил гость. — Это во-первых. А во-вторых — кто называет? Я, милый мой Никита, седьмой год присутствую на подобных защитах и поражаюсь дремучести и непрофессиональности ваших педагогов. Надеюсь, вы слышали, есть такое мнение, что в преподаватели идут либо неудачники, либо те, которые так и не поняли сути профессии...

— Но...

— Это не только мое личное мнение, дорогой Никита. Позвольте, я продолжу? Так вот, поверьте, я знаю, что говорю. Здесь учат ремеслу, вооружают, так сказать, инструментарием, готовят рисовальщиков и живописцев, а художниками становятся лишь единицы. Вернее сказать, они таковыми уже приходят от самой матушки-природы, если угодно, от Господа Бога... Им нужно окружение, атмосфера искусства, так сказать, чтобы разобраться в себе и понять, кто они и зачем. И вы, мне кажется, поняли... Или очень близки к этому. Ведь что такое настоящий, талантливый, гениальный художник, — гость закинул ногу на ногу, забыв о зыбкости сиденья, — это, с вашего позволения, что-то вроде электропредохранителя, да-с, молодой человек, который одной клеммой, то есть рукой, держится за Бога, а другой — за нас грешных. И вот через этот предохранитель на нас, убогих, с неба идет высокое и чистое, а снизу через него же шпарит грязное и низкое. Одно жаль: эти предохранители недолговечны — быстро сгорают и выходят из строя. Особенно те, которые более тонкие и чувствительные. Вспомните судьбы великих художников, поэтов... — гость встал и заходил по маленькой комнатенке. — Вы, милейший, не можете это не понимать. Я представитель крупнейшей бельгийской фирмы, по роду службы большую часть времени провожу в Москве. Дома в Брюсселе я имею личную и весьма неплохую галерею. У меня чутье, понимаете ли, нюх на молодые таланты. Все ваши работы, начиная со второго курса, у меня. Каждая из работ занимает не менее семи квадратных метров, и это в центре Брюсселя!.. А ваши “Грезы юности” вообще на отдельной стене с индивидуальным микроклиматом и за небликующим стеклом.