Джеймс Бейкер - Инжектором втиснутые сны

Он скользнул по мне взглядом. Сквозь такие зрачки мог бы пролететь кондор, волоча нехилую добычу, причем без всяких проблем.

— Ты Эдди Кокрэну [120] Eddie Cochran (1938–1960) — композитор и певец, один из зачинателей рок-н-ролла, наряду с Чаком Берри, Бадди Холли, Литтл Ричардом и др. Короткая и красивая карьера (всего 3 года). Имя, до сих пор окружённое мифами. Автор песен «Summertime Blues», «C'mon Everybody» и др. Погиб в автомобильной аварии. родственник?

— Нет, меня усыновили. Но я поинтересовался своим прошлым. И тут такое выяснилось — только со стула не упади — мои настоящие родители — это Скримин Джей Хоукинс [121] Screamin' Jay Hawkins — легендарный автор и исполнитель блюза, ритм-энд-блюза, госпелз, не брезговал и соулом. Вопящий лорд хоррор, автор «Джека Потрошителя» («Jack The Ripper»), суперхита «I Put A Spell On You» и ми. др. и Кейт Смит. [122] Kate Smith — известная американская певица, исполнительница песни «God Bless America» (автор Ирвинг Берлин).

— Точно, волосы у тебя ее, — ответил он сухо и невыразительно. Я даже не сразу сообразил, что он тоже шутит. Он улыбнулся, по крайней мере, попытался. Больше было похоже на гримасу самурая, терпящего чертовскую боль. — Да, Эдди Кокрэн. «Летний блюз». До сих пор — классика. Я помню, где был, когда услышал, что его грохнули.

Я ожидал продолжения — его не последовало. Контрелл бродил между микрофонами, мгновенно замкнувшись в своих воспоминаниях.

Солнечный свет врывался сквозь прорехи в фольге на окнах, углубляя впадины, из которых смотрели его выгоревшие голубые глаза. Кожа казалась припорошенной белым, безжизненной; некогда мальчишеские черты лица превратились в маску из выжженных линий, словно в нем шел процесс мумификации, приостановивший стремительное разрушение, зафиксированное фотографиями на стене. В свои сорок пять он был самым старым в мире подростком из еще живущих. И все же было понятно, почему девчонки начала шестидесятых падали в обморок пред его обожаемым лицом, он ведь был скорее кумиром для подростков, чем продюсером. Наверняка многие из них мечтали затащить его на ночь в свои атласные спальни и заснуть, прижимая его к себе, как плюшевого мишку. В нем до сих пор оставалось что-то игрушечное, что-то от сломанной, бесформенной, позабытой игрушки. Светлые волосы по-прежнему ниспадали на лоб, но выглядели жесткими и пыльными, как парик на манекене. Его неаппетитная фигура Тутанхамона пряталась в обуженных широких брюках, какие носили в фильме «Доктор Нет» [123] «Dr. No» — роман Я. Флеминга о Джеймсе Бонде; неоднократно экранизирован. и яркой рубашке — «писк моды», навеки запечатленный на обложке альбома «Highway 61 Revisited». [124] Один из лучших альбомов Боба Дилана с группой «The Band». Боб сфотографирован на обложке в яркой рубахе в фиолетово-розовых тонах.

На левом рукаве с внутренней стороны локтя виднелась капелька свежей крови, крохотная, с булавочную головку.

Он шагнул ко мне — и в этот момент Большой Уилли принес мне кофе в выщербленной бирюзовой кружке. Я сказал «спасибо», и Деннис кивком отпустил его. Большой Уилли вывалился за дверь, спортивные штаны врезались между его толстыми ягодицами.

— Извини за тот ночной звонок, — почти сердечно сказал Деннис, хотя сомневаюсь, что в нем таились тяжкие страдания по этому поводу.

Я поднес чашку с кофе к лицу и увидел на краю отпечаток ярко-красной губной помады. На поверхности тепловатой коричневой жидкости плавали голубоватые крупинки, похожие на плесень, и нерастворенные кристаллики. Я поставил чашку:

— Все в порядке. Честное слово, я ничего такого не имел в виду. Я вообще твой большой фанат.

— Да, знаю, — он сел на стул у фортепиано, но тут же вскочил, словно у него был неизлечимый зуд в одном месте. — Я часто тебя слушаю. Если не сплю. Или не работаю.

— А я думал, ты ушел в отставку.

Сразу стало ясно — я ляпнул что-то не то. Он вперился в меня чарльз-мэнсоновским взглядом — таким можно было дыру в стенке просверлить.

— Не в отставку. Я ушел вперед.

— Вперед? — я прокашлялся.

— Опередил свое время. Вот почему я тебя слушаю. Хочу знать, чем люди живут сейчас. Хочешь, скажу тебе кое-что?

— Что именно?

— Все это — дерьмо. Все, что теперь выходит. Абсолютно все. Все до единого живут только за счет меня. То, что они делают сейчас, каждая вещь — я все это написал пятнадцать лет назад. Ты это знаешь?

Сейчас, когда он наконец смотрел мне в глаза, мне хотелось, чтобы он отвел взгляд. Если б он приказал мне написать «Свинья!» кровавыми буквами на чьей-нибудь двери, я, пожалуй, не смог бы не подчиниться.