Я и ради заработка не стал бы особо суетиться, но тут мне пока везет — сами приходят, просят. А если не приходят и не просят, я книжки перевожу, статьи пишу, благо друзей-приятелей, всегда готовых к нещадной эксплуатации меня, скопилось предостаточно; в последние пару лет еще и фотографиями стал зарабатывать, и этот способ извлечения денег из воздуха нравится мне пока больше всего. А когда-то в Берлине я и чужие выставки монтировал, и в дешевых пансионах за стойкой по ночам носом клевал, и почту разносил — ничего, я не гордый, вернее, слишком гордый. В некоторых случаях это одно и то же.
— У тебя и романов никаких нет. — Затронув интимную тему, Феликс невольно перешел на шепот. — То есть многие думают, у тебя с Ольгой роман, а я знаю, что нет. Это же всегда видно, стоит посмотреть, как люди себя ведут, когда вместе.
— Правильно, — говорю, — молодец, сыщик. И что дальше?
— Ну как — что? Так не бывает. В смысле, люди так не живут.
Ладно, думаю, как скажешь. Не живут, так не живут. Как же, оказывается, просто прослыть монахом — достаточно не докладывать интимные подробности своей жизни всем желающим послушать. Офигеть. Ладно, пусть думает что хочет. Без комментариев.
— А может, я просто придурок? — спрашиваю. — Должен же кто-то быть придурком без карьеры и личной жизни, чтобы другим людям было приятно ощущать себя молодцами на его фоне.
— Не похож. Впрочем, я плохо разбираюсь в придурках, — улыбается Феликс. — И конечно, была у меня такая версия. Казалась вполне рабочей — до тех пор, пока я не поговорил со Светкой Бариновой.
— А это кто такая?
— Ну так, одна хорошая девчонка, в «Амфоре» работает. Она тебя знает, а ты ее нет. Ты, кажется, практически со всем человечеством в таких отношениях… Короче, ты к ним однажды зачем-то приходил, а она стояла во дворе, за деревом, типа покурить вышла, и ревела. На нее одновременно куча всякой фигни свалилась: мама в больнице с неприятными перспективами, бойфренд уехал на рыбалку и пропал, третий день эсэмэсок не шлет, а телефон не отвечает, папаша, красавец, несколько лет в завязке был, а тут развязал — в общем, все сразу, и еще начальница обругала за какую-то ерунду. Все, последняя капля, девочка пошла рыдать. Ну вот, стоит она, ревет, а тут ты мимо идешь. Подошел, погладил по голове, сказал: все будет хорошо, вот увидишь, ты сама не поверишь, что так хорошо бывает…
Я, конечно, совершенно этого не помню. То есть в издательстве «Амфора» я действительно однажды был, они у меня пару картинок на какие-то обложки выпросили, и, оказавшись в Питере, я поперся к ним в офис, заинтересовавшись не столько копеечной суммой, сколько романтическим адресом — набережная Черной речки, не хрен собачий, когда еще повод будет такое прекрасное место посетить. А вот рыдающую девочку во дворе, хоть убей, не помню. Но, теоретически, вполне мог под настроение несчастного ребенка по голове погладить. На меня порой находит. Очень они трогательные бывают, юные девицы, когда им в очередной раз кажется, будто жизнь кончена и мир рухнул. Я-то знаю, как у них все устроено: одна правильная эсэмэска от правильного мальчика, и рухнувший мир тут же восстает из пепла, краше прежнего. И так порой десять раз на дню. Ужасно глупые они, но хорошие, эти самые юные девицы. Все или почти все.
— …и она говорит, как-то сразу тебе поверила. И успокоилась. И пошла на место. А через час начальница приходит с конфетами — прости, дескать, что наорала, сорвалась, это не дело, больше не повторится, давай чай пить. Светка офигела, конечно, потому что начальница вредная тетка, никогда раньше не извинялась, а уж конфеты… Ладно, неважно. Важно, что еще через час бойфренд позвонил. У него, понятное дело, трубка в воду упала, а так все хорошо, вернулся, сейчас приедет ее с работы встречать. Дальше больше: дома папаша трезвый. Говорит, сердце прихватило, испугался, больше ни-ни. А наутро и маму из больницы выпулили, у нее, оказалось, не болезнь вовсе, а так, ерунда какая-то, таблеток прописали — и привет. Короче, девочка до сих пор не сомневается, что это все из-за тебя. В смысле, благодаря тебе. Я ей не то чтобы вот так сразу поверил, но на заметку взял. И стал рыть в этом направлении. И такого нарыл…
Ага. Могу вообразить. И заранее трепещу.
— Между прочим, Оля мне по большому секрету рассказала, как ты ее спас.
Хренассе. Вот это новость. Сам спас и сам не знаю.
— Ну помнишь, она по врачам бегала, паниковала, что-то малоприятное там вырисовывалось, мягко говоря. Так вот, я знаю, как ты ей дал стакан воды и сказал: «Выпей, ложись спать, завтра опять будешь здоровая лошадь, как тебе и положено». И действительно, все как рукой сняло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу