Энтони Бёрджес - Мед для медведей

– Очень интересно, – вздохнул Пол. Он никогда не интересовался музыкой и не участвовал в дискуссиях о джазе. Сейчас он бы предпочел послушать песенки его юности – «Эти глупости», «Два лентяя» или «Красивая и любимая». Учитывая количество выпитого, они бы пришлись как нельзя кстати. Пол довел свои мысли до сведения Алекса, тот, ухмыляясь, перевел их собравшимся. Быстрее всех отреагировал юный Павел:

– Ты, дядя, забудь на время о своем возрасте и живи, как живется.

– И вообще, – продолжил Алекс, – эта твоя музыка насквозь буржуазна и является не чем иным, как опиумом для народа.

– А все это, – громко вопросил Пол, картинно указав на проигрыватель, – разве не опиум?

– Ни в коем случае, – последовал ответ хором, – это не опиум. Это музыка пролетариата, порабощенной расы.

– Порабощенной расы? – изумился Пол. – Поцелуйте меня в задницу! Кучка бездельников, нажравшихся джипа и обкурившихся марихуаны! – Он сделал паузу, чтобы дать возможность перевести эту весьма сложную для восприятия фразу и продолжил: – Кстати, у них все поставлено на коммерческую основу. Считать они умеют хорошо.

Пол начал разочаровываться в своих юных собеседниках. Поначалу он всерьез считал их бунтарями и мятежниками. Конечно, в какой-то степени они и были такими, ничем не отличаясь от молодых людей во всем мире.

– Послушайте, – громко сказал он, – давайте вспомним замечательных представителей русского искусства. Чайковский и Бородин, Мусоргский, Опискин. Почему вы ничего не говорите о них? По сравнению с их великими произведениями джаз даже музыкой назвать нельзя.

Полу не следовало упоминать Опискина. Но понял он это слишком поздно. Фамилия Опискин здесь превратилась в ругательство.

Алекс проговорил:

– Что ты знаешь об Опискине, папаша? Сейчас о нем много не говорят, сечешь? Утверждают, что он перешел на сторону врага.

– Какого врага? – не понял Пол. – И что вообще вы тут знаете об Опискине? – воскликнул он. – Разве у вас имеется возможность что-то знать? Вам милостиво позволяют знать то, что необходимо государству. Ваши источники информации безобразно загрязнены, а сами вы – медведи в намордниках, – зачем-то добавил он и задумался. При чем тут медведь? Кто-то там танцевал с медведем? Он озадаченно уставился на Пьера, то бишь Петрушку. А тем временем окружавшая Пола молодежь волновалась и шумела. Что ж, он сам спровоцировал такую реакцию. А потом он вспомнил: – Толстой, – довольно сообщил он, – «Война и мир». – Увидев по-детски изумленные глаза Петрушки, он повторил то же самое по-русски.

– А что касается «Преступления и наказания», – вмешался Федор, – преступлением было написать это произведение, а наказанием стало его читать. – Он высказался и замолчал, но теперь настала очередь Пола удивляться. Он и предположить не мог, что Федор знает английский.

Алекс в это время был занят переводом высказываний Сергея по поводу декадентства.

– Что такое декадентство на Западе? Сечешь, папаша? Это когда все знают то, что им необходимо знать. Но тем не менее у себя на Западе вы еще не запустили космический корабль с человеком на орбиту. О чем это говорит?

– Понятия не имею, – в отчаянии простонал Пол, – но не надо рассказывать мне о декадентстве на Западе. Мы еще живы и очень неплохо себя чувствуем. Я имею в виду, в Европе. В Великобритании. Что же касается Америки, там все очень похоже на Россию. Вы совершенно одинаковы. Америка и Россия составили бы прекрасную пару в браке. – Закончив мысль, Пол неожиданно испугался, но его, казалось, никто не слушал. Хрипела пластинка. Анна что-то шептала на ухо Алексу. Заметив это, Пол покраснел и снова выкрикнул: – Не надо мне заливать о западном декадентстве. – В памяти всплыл какой-то странный образ, это было что-то связанное с открытым окном, бутылкой рома и головокружением. Он вздохнул и обратился к Пьеру: – А тебе слабо стать на подоконник и выпить залпом целую бутылку рома? – Пьер не понял ни слова, но покачал головой. Наверное, на всякий случай. – То-то и оно! – воодушевился Пол. – Если вы ищете декадентство, то оно здесь. Такое можно было сделать в «Войне и мире», а сейчас уже нельзя.

– Папаша, успокойся, – снова заговорил Алекс, – нам не нужны неприятности, сечешь? Мы хотим спокойно жить и слушать джаз.

– К тому же и рома больше нет, – вздохнул Пол, – так что извините. – Он церемонно поклонился Пьеру и получил в ответ не менее церемонный поклон. – Нет рома, значит, ничего нельзя сделать.