Антон Павлов - Координатор

Андрей подошёл к стеклянным дверкам бара и после секундного колебания открыл пузатую бутылку и налил в фужер коньку. Коньяк по цвету напоминал мёртвую кровь…

Что ты выдумываешь? — оборвал себя Андрей. Давно ли ты свежую кровь видел, не говоря уж о мёртвой? Андрей взял дольку лимона с тарелки, которую прихватил с кухни.

Пожевал.

Великолепно. Вкус коньяка смешался со вкусом лимона, и получился вкус самой жизни — горький и пьянящий. Андрей побаюкал коньяк в фужере, разглядывая маслянистые разводы, которые тот оставлял на стекле. Глотнул, поморщился и отставил его в сторону.

Пьянству бой.

Андрей прошёл к столу и достал иконку Спасителя, поставил её на стол и долго смотрел, не мигая в глаза Иисуса. Потом он поставил рядом общую фотографию пятнадцатилетней давности с празднования общего Нового года. Достал молитвослов и прочитал молитвы Богородице и Святому духу, когда дошла очередь до канона Иисусу, Андрей отложил молитвослов в сторону и ему подумалось вдруг, что смерть любую фотографию превращает в икону.

Интересно, а жизнь может превратить икону в фотографию? — подумал Андрей и решил, что коньяк всё ж таки дошёл до клеток мозга и запутал их в мельтешении синапсов.

Зазвонил городской телефон. Андрей снял трубку.

— Это Ким Борисович Коорд… — сказал в трубке грубоватый голос. — Мне дала этот телефон ваша матушка. Она отчего-то злится на меня и не хочет говорить.

— Что вам угодно? — спросил Андрей, вспоминая слова старика Никитича:…здесь был здоровый лысый человек.

— Ох, как вы это сказали, Андрей Иванович! Что угодно? Соболезнования выразить и спросить, когда прощание с телом, когда похороны. Что ж ещё?

— Но… — Андрей облизнул губы. Его взгляд заметался с семейной фотографии на иконы и обратно. — Но вы же…

— Что? — спросил Ким. — А вы о моих методах? По — моему мы с вами всё решили тогда. Даже стали сообщниками, Андрей Иванович.

— Никакими, — Андрей прокашлялся. — Никакими сообщниками мы с вами не становились. И это некорректно по отношению к памяти Аркадия…

— К памяти Аркадия? — голос Кима взвился на октаву выше. Теперь в нём звучала обида и даже ярость. Наигранная обида и ярость. Ким переспросил, — К памяти Аркадия? Это вы мне говорите? Да, если хотите знать, Аркаша незадолго до смерти приходил ко мне…

Снова в воображении Андрея появился старик Никитич: «где этот лысый человек?…»

— И что же? — холодно поинтересовался Андрей.

— Что же? — передразнил его Ким.

Андрей немедленно отреагировал, опустив иконку Спасителя изображением вниз, и сказав грубо:

— Я не позволю вам говорить с собой в таком тоне…

— Ну и хорошо. Я же понял, что вы крепкий орешек, Андрей Иванович. Надавали младшему брату пощёчин… Даже я бы до такого не дошёл… Действенный метод, Андрей Иванович. Судя по результату…

— Как вы смеете… — Андрей сжал руки. Ладони похолодели, мизинцы подрагивали. — Что вы себе позволяете…

— Ладно вам, Андрей Иванович. Я ж говорю — мы с вами, как сообщники. Аркаша не выдержал нашего воспитания…

— Нашего воспитания? — изумился Андрей.

А как ты хотел? — спросил он себя. — Думал, что это тайна для всех? А если это тайна, значит, скрыть что-то хочешь? Совесть то ведь свою не обманешь, Андрюшенька. Правильно этот лысый жлоб тебе говорит — вы с ним сообщники. Один начал человека до самоубийства доводить, а другой закончил. Сам же помнишь, как брат говорил, что ты и Ким одно и то же…

— Когда будут похороны и где? — спросил Ким.

Андрей прошёлся по кабинету. Голос в трубке молчал. Похоже было, что Ким умеет ждать. Андрей бы на его месте непременно положил трубку, а этот ждал…

— Завтра в двенадцать дня, — сказал Андрей хрипло. — При морге городской больницы состоится прощание. Потом похороны на Новом кладбище. Будет автобус.

— Ничего, я на машине, — сказал Ким. — Большое спасибо, Андрей Иванович.

— Пожалуйста, — прошептал Андрей и понял, что сказал слова в пустоту. В трубке уже звучали короткие гудки.

Андрей посмотрел на лежащие вниз ликами иконки, взял фужер и залпом выпил коньяк, похожий на мёртвую кровь.

Андрей ехал в похоронном «Пазике» с надписью по борту «Упокоение». В салоне автобуса дышалось тяжело — тяготило обилие бордового и чёрного цветов. Люди сидели со скорбно склонёнными головами, иногда посматривая на закрытый гроб, а потом переводя взгляд в пол. Выглядело это так, будто они задают вопрос покойному, слушают ответ, а потом думают, какой бы вопрос ещё задать. Пока не поздно, пока его ещё не закопали тело.