Антон Павлов - Координатор

Этот гад словно чувствовал, что взять.

— Я не знаю, что ты испытываешь к Насте, — Андрей не смотрел на Аркашу. Ему не хотелось видеть бордовое пятно на щеке брата. — Я не знаю, что ты возомнил о себе…

— Я что не могу любить её? — воскликнул Аркаша.

— Да что ты можешь знать о любви? Ты же, как был ребёнком, так им и остался! Что ты можешь знать об уважении к женщине? Ты ненормальный, Аркаша. Слышишь меня?

Андрей ещё сильнее осознал глубину происшедшей трагедии. Всё время пока он мнил себя этаким Моисеем, водящим за собой народ, его младший брат похотливо смотрел на Анастасию. Сколько мыслей подлых, сколько мыслишек эта сволочь перебрала, валяясь вот на этом заваленном хламом диване.

— Всё, Аркаша. Если ты хотя бы на пушечный выстрел подойдёшь к Анастасии или Кате. Я сделаю тебе очень больно, — сказал Андрей. — Намного больнее, чем эта пощёчина.

— Ты же христианин? — осклабился брат. В его глазах плескалось понимание собственной подлости, — Ты же должен помогать мне. Прощать меня.

— Нет, — Андрей сглотнул тугой комок. — Я ничего тебе не должен.

— Ты должен всё прощать! — взвизгнул Аркаша. — Абсолютно всё.

Андрей вышел из комнаты брата, сжимая в руке осквернённую вещь Анастасии. В квартире плескался запах ароматических свечей. Андрей бросил взгляд в комнату матери и сразу же отвёл его.

Госпожа Елизавета смотрела на огонь свечей, отражавшихся кругляшками света вокруг пламени в зеркале большого трюмо. На лице матери был нанесён крем синеватого цвета, а на глазу лежал чайный пакетик. Андрею показалось, что лицо матери походит на лицо трупа с выдавленным глазом.

Елизавета Сергеевна наклонила голову, прощаясь со старшим сыном. Свечи дрогнули, затрепетали, как жёлтые бабочки.

Случалось за жизнь всякое. Бывало, что Андрей серьёзно порывал с близкими и друзьями. Потом возникало ощущение сквозняка в груди. Холод и пустота. Словно бы был припаян человек к тебе невидимой для глаз душевной диффузией, а потом раз и отодрала его судьба.

Аркаша заявился к Андрею домой уже на следующий день. На Андрее был надет яркий спортивный костюм. В руках Андрей сжимал метлу и морщился, глядя на кучу грязной смеси снега, земли и мёртвых листьев, которую смёл с дорожки в канаву.

Аркаша смотрел себе под ноги. Седые волосы растрепались и повисли с головы как верёвки. Его рваная дублёнка сделала бы честь бомжу.

Облака на небе бежали от солнца, как грабители банка от полиции. Белые снежинки в прозрачном воздухе, падали на землю и немедленно становились грязью. Земля ещё не остыла и убивала красоту снежинок своим теплом.

Прилетела стайка голубей и принялась клевать овёс, что насыпала Анастасия возле колодца. Между птицами вспыхнула драка. Мельтешили крылья. Голуби подскакивали. Андрей увидел, что одна из птиц уже не держится на лапках. Сородичи методично долбили её по темечку. Удар — клюк, клюк, клюк… Птица упала рядом с овсом.

— Придурки, — прошептал Андрей и шуганул стаю. Птицы взлетели в воздух. Андрей мстительно намёл на овёс жидкой грязи метлой и склонился над неподвижно лежащим голубем. Коснулся его пальцем.

Голубь вздрогнул, встал на лапки, побежал по дорожке, как самолёт, набирая скорость, и взмыл в воздух.

Андрей повернулся к Аркаше.

— Зачем ты пришёл? Я всё сказал тебе.

— Ты рассказал ей? — спросил Аркаша, поглаживая пальцем глазок домофона.

— Я ничего не сказал Насте, — Андрей облизнул губы. Говорить о жене с братом извращенцем было в высшей степени неприятно. — Слушай, Аркаша, я тебе сказал уже: никто о тебе здесь не думает. И никогда не думал. Лучше успокойся и занимайся своими делами.

— Ты ведь простил меня? — Аркаша зябко поёжился под дырявой дублёнкой.

— Нет, Аркаша, я хотел бы простить, но не могу.

Аркаша выглядел потерянным, злым и ничтожным.

— Ты даже не впустишь меня в дом?

— Нет.

— Ты не христианин, — сказал Аркаша. — Ты лицемер.

— Не тебе судить. Уходи, Аркаша. Я пока сдерживаюсь. Пока…

— Да что я такого сделал-то! — воскликнул в сердцах Аркаша. — Что вы меня все так ненавидите?

— Ты… — Андрей не находил слов. Мерзкие фотографии, сворованный полосатый шарфик… — Пошёл вон!

Андрей испытал изумительное чувство облегчения, когда произнёс эти слова и закрыл дверь прямо перед носом Аркаши, стоявшего перед калиткой стыдливо изогнувшимся знаком вопроса. Вот так и нужно было сделать в самый первый раз, ещё в детстве, когда мать сказала: иди и помоги брату…