Карл-Йоганн Вальгрен - Личное дело игрока Рубашова

Но Вайда не дослушал конца этого монолога, из которого прояснилось, почему Надя не праздновала Новый год вместе со всеми на улице: она еще не пришла в себя после трагической истории с Сашей, Александром, мальчиком, без вести пропавшим на кавказской войне… у нее никого здесь не осталось, и поэтому завтра с самолетом Люфтганзы она улетает в Берлин, где ее ждет новое будущее как эмигрантку еврейского происхождения, где она попытается забыть сердечную рану, оставленную юношеской любовью. Нет, коллежский регистратор Вайда ничего этого уже не слышал, потому что на улице происходило нечто необычное.

Приняв форму светового блика в окне, он смотрел на длинный черный лимузин, остановившийся перед заколоченной хлебной лавкой на другой стороне улицы… и что-то подсказало ему, что старик, единственный жилец в квартире, некогда принадлежавшей вдове майора Анне Орловой, ждет важного посетителя.

Все одно к одному, — сказал голос, непонятно на что намекая: на странный автомобиль, на погоду или на что-нибудь еще, — это будет незабываемый Новый год, можешь мне поверить, Вайда.

За окном пошел снег. Снежинки, окрашенные рекламными огнями во все цвета радуги, напоминали миллиарды изысканнейших ювелирных шедевров. Петарды, ракеты и шутихи взрывались все чаще, в ночном небе, сменяя друг друга, расцветали фонтаны светящихся брызг. Чуть поодаль полицейские грубо волокли пьяного нищего; гул толпы на Невском был слышен все яснее: время шло к двенадцати, и все ждали речи президента, для этой цели вдоль всего проспекта были установлены большие видеоэкраны. Снегопад становился все гуще. Из машины вышел водитель и открыл дверь пассажиру. Проходящая мимо женщина перекрестилась, словно увидела смерть, и поспешила к Невскому. Значит, смерть является в костюме дворецкого, подумал Вайда — на водителе была ливрея конца прошлого века, а под котелком… да, если приглядеться, под котелком зияли пустые глазницы черепа.

Вполне понятно, что юная квартиросдатчик несколько помешкала, прежде чем открыть дверь. Стучали тихо и вежливо, но слухи и заметки в газетах… Она припомнила историю, как несколько пенсионеров, не имея на что жить, завещали свои квартиры каким-то ловким бандитам на Васильевском острове, после чего один за другим исчезли. Или упрямый лоточник с Кировского моста, отказавшийся платить мафии, — его нашли на дне канала Грибоедова с отрезанными секатором пальцами. Еще одного обнаружили с торчащей из горла стальной трубой, в которую было вложено предупреждение предпринимателям о нежелательных последствиях задержек с выплатой страховых взносов. Все это мгновенно промелькнуло в ее памяти. В дверь снова постучали, и голос с лестничной площадки посоветовал ей открыть, ей ничто сейчас не грозит, а судьбы все равно не избежишь. Она открыла и успокоилась.

Почему-то она сразу решила, что это иностранец, иначе невозможно было объяснить его странную манеру одеваться. На нем был траченный молью фрак, а на плечах — пелерина с меховым воротом. По виду ему было лет сорок, продолговатая физиономия, добрые извиняющиеся глаза… и запыленный цилиндр с дырой, прожженной, судя по всему, сигарой.

— Я ищу господина Рубашова, — вежливо произнес гость. — Если я правильно информирован, мадемуазель, он сейчас у вас единственный квартиросъемщик.

Надя поняла, что ошиблась — это был никакой не иностранец. Его русский был совершенно безупречен, разве что чуточку старомоден. Она посмотрела на старинные прабабушкины часы в прихожей.

— Уже поздно, — сказала она, — скоро полночь. Вы договорились о встрече?

Ее собеседник понизил голос.

— О встрече? Что вы! Можно ли! Это означало бы все испортить… Мы старые знакомые, я и господин Рубашов… мы давно… очень давно не виделись, так что я хотел сделать ему сюрприз.

Из-за уха его торчала старинная ручка-вставочка. На лице морозный румянец. Порез от бритья. В руке в белой перчатке — кожаный портфель.

— Мадемуазель Надежда, — сказал он осторожно, покосясь на табличку на двери, — я могу вас заверить — если вы впустите меня и тем самым дадите мне возможность порадовать своего друга… в этом случае вас, мадмуазель Надежда, никогда более не побеспокоят эти низкопробные шантажисты, не оставляющие вас в покое с тех пор, как вы унаследовали эту, извините за прямоту, мрачноватую квартиру. Прошу понять меня правильно — я ни в коей мере не принадлежу к тем, кого вы не без оснований побаиваетесь… но поверьте, я располагаю всеми необходимыми средствами, чтобы обеспечить вам определенный иммунитет…