Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

Расставались мы с Фердинандом, как самые большие друзья.

Подойдя к своей машине, он вдруг издал радостный вопль: на капоте его роскошного «мерседеса» стояла пара штиблет, опрометчиво забытых им у Прекрасной Дамы.

— Понятно, наши с Фердинандом ночные забавы при таком множестве свидетелей рано или поздно докатились бы и до посла, и, что для меня более существенно, до резидента. А у меня с ним отношения тогда как-то вкось пошли. Лучше, думаю, упредить всякие слухи и неизбежные в таких случаях кривотолки своим покаянным докладом.

Прихожу к нему пораньше, еще до начала рабочего дня, а он мне прямо с порога: «Ну молодец! Ловко ты его зацепил! Только в следующий раз, когда захочешь потренировать то ли свою левую, то ли правую ногу… ну, все равно, так ты предварительно ту задницу, по которой бьешь, проверь по нашим учетам — может, и ясности прибавится, по какому точно месту и с какой силой бить. Понял?! А сейчас садись и отписывай в Центр, как ты нашего недавнего друга наказал. Он ведь так и понял, очевидно: «Отказался я от сотрудничества, вот эти русские и обозлились! Глубокой ночью, и то подкараулили!». Ладно, пиши, в Центре разберутся.

Наверное, что-нибудь красочное и от себя добавил.

Как ты догадываешься, мои отношения с резидентом еще дальше разъехались. А что поделаешь? Шеф-то он. Нервничаю, жду очередную почту с выводами руководства.

Ждал, однако, совсем недолго — через пару дней пришла шифровка с четким указанием: тщательно проверившись, посетить магазин Штайна и, сориентировавшись по обстановке, принести ему извинения. При этом непременно поинтересоваться, не испытывает ли он каких-либо еще потребностей в нашей помощи. Оно-то понятно, что имелось в виду под проявлением определенной заботы, а получилось, если следовать строго букве предписания, так: я приношу извинения, а не испытываешь ли ты такой же потребности? Ну, хохмачи!

Отягощенный содержательными предписаниями, двинулся в сторону Фердинанда. А он там баб будто медом мажет — как войдут в магазин, так, считай, час-полтора сидят у него, притом еще молоденьких помощниц набрал — не будешь же при них исповедоваться! Промерз на ветру до костей и, уловив паузу, рискнул. И, представь себе, едва переступил порог, как он, раскинув руки, заорал: «Херр Семьон! Как я рад!», обнял меня и потащил прямо в директорский кабинет.

Девочки, как положено, кофейку принесли, коньячку подали. Отогрелся я быстро и, придя в себя, начал каяться. А он тут же меня перебил: «Это я перед тобой и твоей женой в долгу — вы такой замечательный прием мне устроили! Теперь наша очередь, мы с супругой уже договорились, и я собирался тебе сегодня-завтра сообщить, что в ближайший уик-энд мы ждем вас в нашем загородном домике. Почему там? Ну, наверное, там поспокойнее и очень красиво. Увидите — сами оцените. Только уговор — на два дня, потому что дорога неблизкая, а иногда там выпадает снег, ехать надо медленно и осторожно. И обязательно на свежую голову!»

Последнюю фразу он как-то особенно подчеркнул, вроде намекнул на что-то. Поэтому, упаковываясь в то путешествие, я бросил в багажник коробочку со «Столичной» — двенадцать пузырей. Больших, конечно. Вроде хватило.

— Его «домик» — сказочное чудо, сам скоро увидишь. Но не в этом дело. Главное, что он по ходу наших долгих разговоров, а временами нам удавалось оторваться от жен и вдвоем побродить по округе, упоминал то одного дипломата или чиновника, то другого. Один, скажем, скупает ювелирные поделки в огромных количествах на суммы, явно превышающие его возможные доходы, другой подолгу вертит в руках что-то попроще и с тоской во взоре возвращает — деньжат недостает.

Случаются коллизии и с женщинами. Недавно пришлось у одной дамы, жены высокопоставленного чиновника, проверить сумочку и отобрать ценный кулон, который она «по рассеянности» забыла оплатить.

И тут наступило самое главное. Я спросил: «Фердинанд, зачем ты мне все это рассказываешь? Какое мне дело и до богатых, и до неимущих, а то и просто жуликов? У них своя жизнь, да и незнакомы они мне».

Ты знаешь, что он мне ответил? А вот так, открытым текстом, он мне красиво врезал: «Хватит, Семен, не делай из меня дурачка. Так, как ты, нормальные ваши дипломаты себя не ведут! С кем имею дело, я понял при самом первом нашем знакомстве, еще когда ты, сунув меня в багажник, читал лекцию о нравственности. Твои аргументы и твой язык в целом меня сразу возвратили в Вологодский спецлагерь. Я чертовски на тебя обозлился и, наверное, мог бы тогда тебя убить. Но потом, когда мы сидели у вас дома, я понял, что ты совсем не такой, что ты никак не мог все это подстроить — ведь я сам тогда приехал в твой дом. И, откровенно скажу, я ждал твоих извинений — они нужны не мне, а скорее всего тебе самому.