Борис Григорьев - Рассекречено внешней разведкой

Возвращаясь мысленно в прошлое, я благодарен судьбе за то, что мне выпало счастье встретить на своем пути такого неординарного человека, каким был Рудольф Иванович Абель, а теперь и рассказать о нем людям. Его уникальность определялась не только его духовным богатством, но и диапазоном жизненных интересов. Юрист по образованию, превосходный лингвист, профессиональный радист и фотограф — все это позволило ему стать незаурядным разведчиком, много сделавшим для своей страны. Рудольф Иванович находил также время и для серьезных занятий математикой и астрономией, физикой и химией, играл на многих музыкальных инструментах. Увлекался живописью и графикой.

При встречах с будущими разведчиками, когда мне задают вопрос о том, что сделал Абель как разведчик, я, проводя аналогию между поведением Р.И. Абеля в экстремальных условиях в США (арест, следствие, процесс, тюрьма) и поведением Ф.Э. Дзержинского в Седлецкой пересыльной тюрьме в 1890 году, стараюсь все же выделить то особенное и главное, что принесло Абелю известность.

Один из современников Дзержинского в своих воспоминаниях рассказывает, что вместе с ним в тюрьме находился некий Антон Россол, сын известного польского социал-демократа, на квартире у которого не раз скрывался Дзержинский. В тюрьме у Антона открылось кровохарканье. Он все время лежал, не поднимая головы. И вот однажды, когда заключенные вернулись в камеру после очередной прогулки, Антон поделился с Дзержинским своей мечтой: еще хотя бы раз в жизни, увидеть солнце и вдохнуть свежий воздух. На следующий день, когда был объявлен выход на прогулку, Дзержинский, никому ничего не говоря, подошел к Антону, поднял его, взвалил на спину и вместе с ним направился к выходу. Охранники попытались было возражать, но, столкнувшись с решительным отпором, вынуждены были ретироваться. Так продолжалось в течение всего лета. Дзержинский, сам будучи больным, регулярно выносил Россола на прогулку. И вот, давая оценку этому простому, человеческому поступку, автор воспоминаний говорит, что если бы за всю свою жизнь Ф.Э. Дзержинский не сделал ничего другого, кроме того, что он сделал для Антона Россола, то и тогда люди должны были бы поставить ему памятник.

Думаю, что такая оценка в полной мере применима и к Р.И. Абелю, чье имя навсегда вошло в историю разведки, стало символом стойкости и мужества, силы воли и патриотизма. Несмотря ни на какие посулы, Рудольф Иванович стойко перенес все выпавшие на его долю тяготы и испытания, остался верен Родине, возвысив тем самым нравственный облик советской разведки.

Настал день, когда я с разовым пропуском оказался в пятом подъезде учреждения, о котором одни говорили с глубоким уважением, другие — со страхом и слезами на глазах. К последним чаще всего относились все те, кто не по своей воле побывал в этих малоизвестных для простого люда кабинетах. Лично я об этом ведомстве в ту пору знал очень мало. С большим волнением и настороженностью открыл массивную дверь подъезда дома на площади Дзержинского. За дверью меня обдало не тем воздухом, которым я дышал во владениях НКВД и МВД на Кузнецком мосту, а затем на Смоленской площади. Душа бывшего гвардейца сразу почувствовала военный стиль жизни нового ведомства: все на своем месте, ничего лишнего, повсюду чистота и порядок.

Кабинет начальника Спецуправления. Новобранцев принимал полковник Александр Михайлович Коротков, высокий человек со спортивной фигурой, много лет проведший на нелегальной работе в фашистском логове. Сосредоточенные умные глаза Александра Михайловича пробежали по нашим лицам. Доброжелательная улыбка и спокойный грудной голос как-то сразу расположили нас к этому человеку. Несколько фраз он сказал на чистом немецком языке, и это еще больше подняло наше уважение и симпатии к нему. Кратко ознакомив с характером работы Спецуправления, Коротков сообщил о направлении нас на трехмесячные курсы для овладения премудростями разведывательного искусства. В заключение беседы Александр Михайлович пожелал успехов и проводил всех до двери, а меня попросил остаться.

— В сорок втором вас забрасывали в тыл к немцам. Вы там неплохо поработали. Как вы смотрите, если предложим вам готовиться к нелегальной работе в одной из стран Западной Европы?

Вопрос был для меня неожиданным. Опытный глаз Александра Михайловича уловил мою растерянность, и он поспешил мне на выручку: