"Смел. Исполнителен. Трудолюбив. Хорошо знает порученное дело. Ровен и доброжелателен с товарищами" — если бы фильм о советском герое-разведчике размером в семнадцать серий тогда существовал, то отцово "досье" следовало бы дополнить словами: "безразличен к врагам страны советов. И вообще таковых не имеет" — и это было бы для него непреодолимым препятствием в получении "высшей награды страны советов".
Твёрдый был командир-артиллерист, не убоялся Особого отдела и так сказал отцу:
— Не во мне дело. Если бы я "звёзды" раздавал, то она бы у тебя и висела. Лично я за "Героя" для тебя, но сам видишь… Могу к медали "За отвагу" представить. Сегодня разрешено такими мыслями забавляться: допускаю, что командир ничего не знал о прошлом отца и представил его к высокой награде. А если бы знал все причины, по которым отец когда-то пошёл работать на немцев? Командир не знал о недавнем прошлом родителя, допускаю, но после того, как его "просветили" в Особом отделе, то почему он вообще не отказался от идеи наградить вчерашнего коллаборациониста? Отца стоило лишить награды хотя бы только за умолчание о своём прошлом.
Командир настоял на медали для отца. Как он это сделал — останется тайной… здесь. Когда я ТАМ появлюсь, то могу узнать, как всё-таки был награждён советской боевой медалью бывший вражеский прислужник… если, разумеется, и ТАМ не потеряю интерес к событию из военного прошлого отца.
Отцу медали вполне хватило. Медаль серебряная, без профиля "вождя и друга всего советского народа", но с танком! Почётная медаль. Уважительная. Солдатская. Но почему там изображён танк? Думаю потому, что истинная отвага в те времена нужна была только при встрече с танком, а при всех прочих военных коллизиях можно было и не иметь отваги. Встреча с танком, у не имевших отваги военных людей, заканчивалась плохо для повстречавшегося с железной коробкой на гусеничном ходу. Об этом писал прекрасный "армейский" поэт Твардовский:
"…вот ты вышел спозаранку,
глянул — в пот тебя и в дрожь!
Прут немецких тыща танков…"
Отцова медаль стала причиной необыкновенного удивления некоторой части женского населения монастыря, когда он вернулся после войны:
— Гляди-ко, за немцев воевал, а медаль нашу получил! — действительно, загадка! Отец отвечал:
— По блату дали.
И совсем маленький вопрос к прошлому, на который никто, и до сего дня, не даст ответа:
— Почему, в самый разгар вашего избиения вражеской артиллерией, первым послали соединять рваную телефонную линию старшего телефониста, а не тебя?
— Обстрел был сильный. А у нас принято в самые ответственные моменты посылать квалифицированных, заслуженных людей. Посылать в пекло лучших людей — наше правило.
— Если бы первым пошёл ты, то по всем законам войны убили бы тебя, а не старшего телефониста?
— Кто в войну уверенно мог сказать, что его сосед по окопу погибнет, а не он? — в самом деле, какое количество солдат во всей советской армии обладали даром предвидеть чью-то смерть? И что мог означать "дар предвиденья" в войну? Хорошо, пусть точно знаю, что не позже, как через три дня, получу пулю, и она остановит дальнейшее проживание моё? Что я должен делать, получив такое предупреждение? Как избежать встречи с пулей? Никак! Делай всё такое, что делают другие — и ни о чём не думай. Совсем, как в песне:
"….а коль придётся в землю лечь,
Так это — только раз!" —
когда в землю уляжется кто-то, но не я — всё же это будет наилучший вариант для меня!
Глава 3. Продолжение отцовой войны.
Повторяю, что много позже, когда героизм прошлой войны стал терять "блеск и славу", блекнуть по причине последующей нашей жизненной скудости, всего один раз спросил отца:
— А ты хотя бы одного немца убил?
— Боже сохрани! — навсегда запомнил испуганные и удивлённые глаза отца: — как это можно! Ни одного! Я и оружия в руки не брал, за что меня командир ругал, но наказаниям не подвергал. Зачем брать в руки оружие, если можно и без него обойтись? Зачем телефонисту карабин? Главными были для меня не карабин, а телефонный аппарат и провод. Какие ещё наказания, когда и войны хватало! Всё отшучивался, что тяжестей у меня и без винтовки хватает. Да и стрелять-то не умел.
— Как!? Что, за все девять твоих боевых месяцев так и не сжёг ни единого патрона!? У тебя не было момента, когда ты жалел, что нет в руках "винтаря?"
— Зачем "винтари" "тяжёлым" артиллеристам? Нам тяжёлых гаубиц хватало, стреляли мы издалека, близко к передовой не подходили. "Работа" наша особая, всё что на земле — смешивать с землёю.
Читать дальше