Валерий Попов - За грибами в Лондон [сборник]

– Но третьего может ведь и не быть? – встрепенулся Никита в паузе.

Но тут унылое пение донеслось с небес.

– Поздняк метаться! – спокойно Коля-Толя сказал. – Стойте… и рот пошире откройте – меньше волна в перепонки бьет.

Третий, продолжительный, оборвался… Мы стояли, разинув рты… Перепонкам это, может быть, и поможет – но как насчет прочих органов?

…Четвертый тягучий гудок! И только мы, защебетав, двинулись, как снова потянулся гудок. Первый… Потом – второй… Третий. Мы долго стояли, разинув рты… Четвертый.

– Ну все! Мы так не уйдем! – сказал я. – Это они играют с нами так. «Любовные игры»!

– Для кого «до», а для кого и после, – уныло сказал Никита, плетясь позади.

– Для тебя сделали исключение, – ласково пояснил Игорек.

И лишь мы отплыли – послышался взрыв, и град огромных камней просвистел по воздуху и, шипя, погрузился рядом. Циклопши не просчитали заряд – а то б нас накрыло.

…Мы лишь с трудом перевели дыхание, как Коля-Толя сразу же предложил нам причалить в соседней бухте, где, он точно уже знает, все будет «тип-топ». «Отличные бабы! Зуб даю!» Но его зубами и бабами никто не заинтересовался – после великанш-циклопш чувствовалась некоторая апатия. Тем более они так раскачали Ладогу – только держись! Ветер свистел, срывая белое кружево с черных волн. Открывалось вдруг дно, мы скользили с высокой волны прямо на камень.

– Ну так гуляем мы или нет? – отражая золотым зубом вспышку молнии, настаивал Коля-Толя.

– Нет! – отрубил я. Пришлось роль капитана взять мне. После циклопш Одиссей наш как-то потерял всю уверенность. Все! Обросли эпосом достаточно! Как Садко – богатый гость в подводное царство стремился – мы не хотим.

– Не пойму, что ты олицетворяешь, – нагло сказал мне Коля-Толя, замышляя, видимо, бунт на корабле.

– В настоящий момент я олицетворяю грубость! Все!

Скорей уйти бы от берегов! Все берега Ладоги на карте обведены крестами – что означает, оказывается, не могилы, а камни… Впрочем, и первая трактовка верна.

И снова – с водяной горки вниз, и перед носом – уже два камня. Глаза не разбегаются, а, напротив, сбегаются в точку… Пронесло! Все еще любовные игры циклопш?

Доигрались! Катясь с водяной горки, ласково жахнулись о камень кормой. Вода в катере была уже по пояс: то ли через верх захлестнуло, то ли не держит ремонт. Не верили раньше в смерть! Но теперь? Буквально вижу ее! Надо было остаться у циклопш! Было чудесно – по сравнению с этой чернотой, внизу и вверху! Красненьким тазиком я черпал воду, передавал Никитушке – и тут же ветер слизывал из него воду и сплевывал в катер. Игры!.. Предсмертные любовные игры!.. Все! Переходим на статус подводной лодки: черная вода в каюте сровнялась с уровнем Ладоги – так что переливать воду не имеет большого смысла. Заглох, всхлипнув, мотор. Пустил таз плавать – красиво краснея на черном, он уходил от нас. У него-то, единственного, как раз есть шанс спастись, прибиться куда-то к берегу – и юная босая поселянка примет его. Будет мыться в нем, напевая… Это уже малахольный предсмертный бред. Я-то не таз.

– Таз уплывает!

Только заметив это, Никита заорал, выкатив зенки. Может, хоть жадность нас спасет? Не может быть, чтобы с таким накалом чувств люди погибали. Гребя спинками сидений, гнались за тазиком. Самое черное в черном – мыс. Обогнули!

– Огонь! – прохрипел Никита.

Есть такие безжизненные огни – створы, стоят на деревянных щитах на безлюдных островках и даже на плоских камнях среди волн, освещают дикость возле себя, но работают. Если «свести» пару створ одного цвета в линию – значит, точно по фарватеру идешь.

– …Это не створы! – через ветер Никита проорал.

И вроде бы не звезда – хотя звезды так же порой подмаргивают… Это живой огонь!.. Но такой далекий, что разве что для прощания с жизнью годится он.

Ни фига! Я занырнул в каюту, немножко поплавал там и вылез с багром и одеялом. Зацепил порванным углом одеяло за багор. Парус!.. Потащил нас!

Игорек поймал в рубке по приемнику «Маяк», любимая песня наша пошла, ансамбля «Вингз» («Крылья») под командованием Пола Маккартни. «Хоп!» Взлетаем в черную гору. «Эй, хоп!» Скользим вниз с горы.

Потом Игорек сделал каждому по коктейлю «Манхэттен» и с изумлением на волну смотрел: что за дурь встревает тут в элегантный ужин?

Доползем! Тем более брюхо уже не смолкая скребет по камням – лишь бы не развалиться. Плюха в корму – и мы, шаркая, подвигаемся еще на метр к берегу. Волна откатывается – и мы на пьедестале стоим, как памятник… нашему безрассудству! Сколько лет с того времени прошло… и безрассудства больше не было. Жаль.