Богомил Райнов - Элегия мертвых дней

В конце концов, конечно, умер и он. По крайней мере до меня дошел такой слушок, хотя я не очень-то ему поверил. Когда мне выпадает пройти мимо какой-нибудь шумной и прокуренной пивнушки, я начинаю испытывать смутное подозрение, что где-то там, в самом далеком углу, все еще прячется желтогривый лев, подстерегающий очередного простака или выжидающий, когда у собравшегося на пирушку сброда наконец взыграет славянская кровь, да так, что никто и не заметит, как Андрей присоединится к компании и молчаливо включится в поглощение напитков.

Мертвые дни… Но мертвыми были не только дни, принесенные в жертву алкоголю. Изобретательное человечество выдумало многочисленные и самые разные способы угробить время. Можно играть в нарды или резаться в карты, волочиться за бабами или отрабатывать виртуозность движений в модных танцах, киснуть в кофейнях или городских сквериках, наслаждаться безделием или тупо и упорно работать, результат будет один — мертвые дни.

За доказательствами мне не приходилось ходить далеко. Одно из них, положим, дремало на кушетке в кухне — то был наш слуга. Вообще-то он сначала был слугой в академии, но оттуда его вышвырнули за хроническое безделие, и отец взял его к нам. Я забыл его имя, поскольку мы называли его Американцем или Янки. В молодости он поехал в Америку попытать счастья, разжиться деньгами, чтобы потом, вернувшись в село, обзавестись хозяйством и семьей.

Планы его сбылись лишь частично. В Америке он занялся гостиничным бизнесом — в придорожных мотельчиках или индустриальных центрах он кормил простонародье бифштексами и жареным картофелем. Скопил немного денег. Однако в этой игре — прибавить к заработанному доллару еще доллар, а затем еще один, и так до бесконечности — было что-то захватывающее, по крайней мере для таких людей, как наш Янки. Так что он продолжал игру в „доллар плюс доллар", намереваясь округлить капиталец до нужной суммы. Но так как никто и нигде не сказал, какой, собственно, должна быть нужная сумма, и поскольку на владельцев придорожных харчевен деньги не валят проливным дождем, Американец принял предложение компаньона открыть более солидное предприятие. Принял предложение и вручил тому все свои сбережения, из которых ему не было суждено получить назад ни цента. Компаньон обвел Американца вокруг пальца с такой беспощадной ловкостью, что оставалось или повеситься, или, засучив рукава, став, скажем, грузчиком, заработать деньги на пароходный билет и вернуться в Болгарию.

Янки выбрал второе и в один прекрасный день с пустыми карманами и щемящим сердцем ступил на родную землю. Он хотел стать поваром, но в ту пору никто не нуждался в поварах. Он мог бы вернуться в родное село, но стыдился встречи со знакомыми, да и возиться с землей уже отвык. Он предпочел пойти в услужение.

Готовил он действительно отменно. Благодаря ему наши обеды превратились в маленькие праздники. Однако за эти маленькие праздники платить приходилось довольно дорого. Причем не только деньгами, но и физическим трудом. Американец не был способен ни к чему, кроме кулинарии, так что всю домашнюю работу выполняли мы с братом. Покончив с готовкой очередного галла-обеда, Янки вытягивался на кухонной кушетке и погружался в тихую дрему. Устав лежать на одном боку, он переворачивался на другой или же вытягивался на спине, вперив неподвижный взгляд в потолок, как мертвец. Наверное, он занимался разбором прожитого — так же, как и я сейчас, — и спрашивал себя, где же он допустил ошибку.

Мне сдавалось, что я могу указать ему на ошибку, тем самым освободив его от продолжительных и мучительных размышлений. Я был уверен в этом, хотя, вполне возможно, лишь в силу юношеской самонадеянности.

А на самом деле, что я мог ему сказать? Что надо было вовремя остановиться, вернуться домой, обзавестись семьей? Кто и каким образом может установить, когда именно нужно остановиться? И какая разница, посапывал бы он на кушетке в качестве слуги или хозяина гостиницы? О, разница воистину существенная, но главным образом в плане самоутверждения.

Верно, Американец работал, как каторжный. Но вопреки распространенной у нас поговорке „Лучше без толку работать, чем без толку сидеть", я и по сей день не смог обрести уважения к труду как цели существования. Один из моих соседей тоже чертовски трудолюбив. С тех пор как занял свою квартиру, а прошло уже больше десяти лет, он все трудится. Ожесточенно скоблит стену — меняет обои, или выбивает в ней нишу для шкафчика, или же долбит бетонный потолок, чтобы украсить его гипсовыми розетками. Его квартира обставлена в точном соответствии с его вкусами, превращена в бонбоньерку, устланную ковриками и заполненную финтифлюшками, но он продолжает трудиться. Не знаю, что там еще можно совершенствовать, но он все так же упорно продолжает скоблить и стучать. Я склонен думать, что для него обустройство квартиры всего лишь повод. Важно что-то делать, расходовать силы, поигрывать молотком или долбить долотом, а может, упиваться мыслью, что квартира — реальность все больше сливается с квартирой — мечтой. За минувшее десятилетие люди построили заводы, школы, новые жилые кварталы; израсходованный за десятилетие труд моего соседа мог бы быть употреблен на возведение целого здания. Но он, скорчившись, сидит в прихожей и долбит в стене вечную дыру, назначение для которой он, должно быть, придумает намного позднее.