Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

– Ну, показывай, чем ты тут занимаешься, – сказала Вера и, не дожидаясь меня, направилась в главную комнату.

Пройдя за ней следом, я похолодел. Во всей суматохе я совершенно позабыл о куртке Толика и плаще Дениса, которые они бросили на небольшой диван для гостей. Кроме того, на столе маячил мой Эрикссон. От Веры это, разумеется, не укрылось, и она поинтересовалась, откуда все эти вещи.

– Шеф, это вещи шефа, – вовремя нашелся я.

– Может, он у тебя еще и косуху носит? – спросила она, усаживаясь на стуле, который пару минут назад занимал Толик. – Оригинальный, должно быть, товарищ.

– О, да, тот еще тип, – лихорадочно соображал я. – Постоянно нахожу здесь что-нибудь, когда прихожу на дежурство. Как-то раз даже набитое чучело медведя нашел. Потом куда-то задевалось, правда.

Неся всю эту чушь, я ухитрился поставить пакет со съестными припасами так, что он загородил лежащий на столе мобильник. Если Вера еще могла поверить в то, что человек способен оставить здесь свою одежду, то насчет телефона я уже не был уверен. Пока она осматривала помещение, я незаметно смахнул Эрикссон в ящик стола, попутно выключив его. Хотя кто мне может сейчас позвонить? Хе, разве что Выкидыши из шкафа.

– Неплохой офис, – подытожила она, – строго и со вкусом.

– Мгм, – промычал я с набитым ртом.

Хот-доги оказались еще теплыми и необычайно вкусными. Я не успел поужинать дома, и потому хорошо проваренная сосиска, нежное тесто, расплавленный сыр, теплый майонез и кетчуп были встречены радостным урчанием моего желудка. С моих губ и по подбородку стекал сок, но я ничего не мог поделать – мне хотелось как можно скорее проглотить всю эту вкуснотищу.

– Эх ты, голодное дитя Поволжья, – покачала головой Вера и крутанулась в кресле.

Вскоре с «горячими собаками» было покончено, и я достал из пакета термос. Отвинтив белую пластиковую чашку, я налил в нее кофе. Однажды Вера спросила меня: «Если ты любишь молоко и сахар, то кофе-то тут при чем?». Однако сейчас она приготовила его именно так, как я больше всего люблю – положив много молока и сахара. Немного отпив горячего напитка, я откинулся в кресле. Жизнь прекрасна и лучше не бывает.

– Кстати, – вспомнил я, облизнувшись, – а что было во второй руке?

Запустив руку под свитерок, Вера выудила оттуда упаковку с презервативами и протянула ее мне.

– Но ты не волнуйся, я бы все равно тебя сначала накормила, – заверила она. – А это так, десерт.

Ага, подумал я, значит, в качестве десерта у нас намечается секс. А Толик с Денисом, спрятанные в шкафу и тесно прижатые друг к другу, будут все это видеть и слышать. Интересно, у кого из них первым возникнет эрекция? И как к этому отнесется сосед?

– Ты чего улыбаешься? – спросила Вера.

– Да так, вспомнилось кое-что.

– У тебя здесь камер наблюдения или микрофонов нет?

Ну, если под камерой наблюдения понимать кабинку, или, вернее сказать, шкафчик с вуайеристами, то ответ утвердительный.

– Сомневаюсь, видеотехника в другом офисе. Здесь кухонные принадлежности – микроволновки, миксеры всякие. А ты боишься, что тебя?..

– Ничего я не боюсь. Но вдруг твой шеф после просмотра кассеты взглянет на тебя другими глазами? Глядишь, и прибавку даст.

Иногда ее логика ставила меня в тупик.

– Расслабься, это я пошутила.

Как и ее юмор, кстати.

Вера встала со своего места и, подойдя сзади, положила руки мне на плечи. Я почувствовал ее губы у самой мочки моего уха.

– Итак, – спросила она, – ты уже созрел для сладенького?

Я опять бросил взгляд на шкаф, в котором прятались двое Вериных Выкидышей. Между дверцами была небольшая щелка, и я не сомневался, что они наблюдали за всем сквозь нее. Против Толика я ничего не имел – милый парень, недалек, зато силен и уверен в себе. Денис… Вот Денис – совсем другое дело. Было в нем что-то гаденькое, отталкивающее, и потому он мне не нравился. Это и побудило меня подыграть Вере.

– Я как раз собираюсь им заняться, – громко произнес я и крутанул кресло вбок так, чтобы невольным наблюдателям все было очень хорошо видно. Получалось прямо-таки Лайвшоу [10] Live Show (англ.) – живое выступление. , не хуже, чем в каком-нибудь там Амстердаме. Не будучи ни разу зрителем, я дебютирую сразу на сцене.

Музыку в студию! Выключите свет, дайте прожектора!

Громче! Громче!!!

Па-па-пам! Па-ра-ру-рам! В голове уже играл известный стрип-мотив.

Раздеваясь, Вера, вероятно, гадала, что за улыбка обосновалась у меня на лице, но вопроса не задала. Возможно, она приняла ее на свой счет. Сняв свитерок и лиф под воображаемую мною музыку, она уселась ко мне на колени.