Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

Что касается уборки по дому, то мы занимались ею вместе, примерно раз в три дня. Здесь ощущался значительный прогресс. Ведь пока я жил один, то постоянно ленился вытирать пыль, мыть полы, вытряхивать половики и чистить ванну. Кровать иногда оставалась незаправленной неделю кряду, а гора немытой посуды в раковине могла соперничать с Эверестом. С Верой такие проблемы решались довольно быстро. Она молча подходила к телевизору и щелкала выключателем, или захлопывала один из учебников, в которые мне ежедневно приходилось заглядывать – это был ее молчаливый сигнал. И мы приступали к уборке.

В своей новой ипостаси мы напоминали молодую семью. Меня это очень радовало, потому что теперь в моей жизни появились так необходимые мне постоянство и размеренность. Я уже не ревновал Веру и не изводил себя всякими догадками, как раньше, если она не приходила домой ночевать. Во мне открылась какая-то новая степень доверия к ней. Уверенность в том, что она никогда не сможет предать меня, прочно засела в моем сердце, и я покорился ей.

Если меня что и напрягало, так это ее «не любовь». Я силился найти глубину в наших отношениях, но ничего не выходило. С ее стороны я ощущал лишь привязанность и симпатию, не больше. Несмотря на возросшее понимание между нами, я до сих пор боялся напугать Веру словами о своих истинных чувствах и терпеливо ждал своего часа.

«Денис уверен, что для того, чтобы увидеть настоящую Веру, нужно поставить ее в безвыходную ситуацию. Тогда она больше не сможет играть спектакль и откроет свое настоящее лицо. Я так не считаю. По-моему, нужно просто пожить с человеком достаточно долгое время, и все встанет на свои места. Ведь играть постоянно, изо дня в день, никому не по силам!».

Я с интересом разглядывал в Вере человека. Прислушивался к ее словам, узнавал о ее привычках, интересах. Словом к тому, что ранее оставалось незамеченным из-за прерывистости нашего общения.

Оказывается, Вера очень любила музыку и книги. На следующий же день после своего возвращения она притащила новенький музыкальный центр «Sony» и целый ворох кассет с дисками в придачу. Здесь было все. Начиная от неизвестных мне групп 60-ых и заканчивая последними новинками в жанрах, о существовании которых я даже не подозревал. Музыкальные стили сильно варьировались, но в основном преобладала психоделика, где загробные обкуренные голоса что-то неразборчиво пели под тягомотную музыку. Что и говорить, я, «попсятник», как она ласково меня обзывала, по ее словам, не очень-то поощрял этот выбор! Но и не препятствовал.

Книги у Веры тоже были странные. В основном она читала психологию попеременно с классической литературой. Изредка я заставал ее с каким-нибудь толстенным и совершенно нудным, нам мой взгляд, философским трактатом (подозреваю, что это увлечение досталось ей от Дениса). Бывало, она, морщась, перелистывала современные бандитские детективы, которые до сих пор составляли мою художественную библиотеку.

– И как ты читаешь эту чернуху? – спросила она у меня как-то.

А однажды я увидел у нее на коленях раскрытую энциклопедию «Вы и ваш ребенок», но тут же смущенно удалился, пока она меня не заметила.

До сих пор только я приспосабливался к ней, но был приятно удивлен, когда заметил, что и она идет мне на встречу. Вера легко переносила мои причуды. Например, она всегда чувствовала, когда я устал и не хочу заниматься домашними делами, какими бы неотложными они не были, и делала все сама. Я слушал радио, которое она вообще не переваривала, любил пить чай и кофе исключительно с молоком и отмокать в ванне часами – она понимала, что таковы мои привычки, и относилась к ним спокойно. Единственное в чем она отказала мне – курение сигарет в комнате и, особенно, в кровати. Тут она была непреклонна.

Впрочем, и у самой Веры хватало маленьких странностей. Приходя домой, я не раз ловил ее на том, что она танцевала или пела под какой-нибудь очередной непризнанный хит или композицию несправедливо забытого гения. Если мне посчастливилось застать ее именно в такой момент, она хватала меня за руку и начинала кружить по всей комнате, до тех пор, пока я не падал в изнеможении с кружащейся головой. За особое старание мне полагалось особое вознаграждение. Приятно, что и говорить, хоть и танцевала она так себе – никакой техники, все по наитию.

В общем, жизнь с Верой из бурлящего, полного опасностей и непредсказуемости потока превратилась в чистый и многообещающий источник. Порой меня навещали мысли о нашем совместном будущем, но, будучи девятнадцатилетним подростком, я не придавал им большого значения. Рано еще о таком думать, когда вся жизнь впереди.