Вадим Фролов - Что к чему...

– В-вот Наконечник, – сказал он.

Генка стоял неподалеку от нас с какой-то хорошенькой девушкой и что-то рассказывал ей. Он сгибался чуть не пополам, кривлялся, елозил ногами по полу. Я даже удивился: ведь с нами он тоже трепался и говорил забавные вещи, а не кривлялся же и не ломался, как сейчас.

«Обрабатывает», – подумал я, и мне стало противно и… любопытно до невозможности.

– Пойдем, – сказал Пантюха.

– Да я-то тебе зачем? – спросил я.

– А он при т-т-ебе п-постесняется деньги зажать, – сказал Юрка.

Но не такой был парень Наконечник, чтобы кого-нибудь стесняться. Когда мы подошли, он раскинул руки и заорал на всю площадку:

– Кто пришел! Я не верю своим глазам: ты ли это, Пантюшечка? Решил прожигать жизнь? И не один, а со своим другом. Олечка, разрешите мне представить вам своих лучших друзей: это вот Юрик – отличнейший парень – львиное сердце. – И он слегка подтолкнул Юрку к девушке.

Она протянула Пантюхе руку, а тот даже не посмотрел на нее. Девушка покраснела, а Генка укоризненно покачал головой, но продолжал как ни в чем не бывало:

– А это Саша – тоже отличнейший парень, благородный и красивый…

Я покраснел, а девушка с опаской посмотрела на меня и опять протянула руку, но уже осторожно. Я быстро пожал ее. Рука была теплой и чуть влажной, и мне почему-то стало не по себе оттого, что эту девушку тоже зовут Олей.

– Н-н-аконечник, д-д-еньги г-г-гони, – сказал Пантюха.

Генка продолжал улыбаться, но глаза его сразу сузились.

– Простите, сэр, – сказал он, – я вас не понимаю.

– Ч-чего п-понимать – г-гони, и все, – упрямо сказал Пантюха, – т-ты п-получил…

Я дернул Юрку за рукав. Он отмахнулся и зашипел:

– Т-ты еще ч-чего? Д-д-добренький!

– А ну, отойдем, – тихо сказал Наконечник. – Извините, Олечка, дела…

– Ч-чего отходить… – начал было Пантюха, но Наконечник взял его за плечо так, что он даже сморщился, и повел в сторону. Я пошел за ними. Девушка ничего не понимала, а на нас уже начали обращать внимание. Генка отвел Пантюху в угол, а мне махнул рукой, чтобы я остался в сторонке. Я не слышал, что они там говорили, видел только, как Юрка размахивал руками, а Наконечник, согнувшись чуть не пополам, что-то втолковывал ему, и глаза у него совсем превратились в щелки, а лицо стало злым.

Так они говорили довольно долго, а потом Пантюха вдруг заорал на весь зал:

– У-у, гад, г-гони, деньги!

– А ну, цыц! – сказал Наконечник и сунул под нос Юрке кулак.

Пантюха вцепился в Наконечника и начал орать уж что-то совсем несуразное. Генка взял его за отвороты курточки и стал трясти, а Юрка пытался лягнуть его ногой. Я бросился к ним и тоже вцепился в Наконечника. Нас окружили и начали смеяться и подначивать, но тут через толпу пробрались два здоровых парня с красными повязками и, ни слова не говоря, повели нас в штаб дружины. Я уже и не помню, как и когда Наконечник смылся, и в штабе мы оказались вдвоем с Пантюхой, Разговор был короткий: работаете? учитесь? где живете? зачем приперлись на танцплощадку – ведь еще пацаны совсем, почему драка?

Мы не работали и не учились, адреса назвали, а насчет драки и того, кто такой Наконечник, Юрка молчал, а я тем более. Пока выясняли, не наврали ли мы свои адреса, и записывали наши фамилии, фамилии родителей и место их работы, мы сидели в углу на скамейке и молчали. Пантюха старался на меня не смотреть. А мне было все как-то безразлично – ну, еще одна беда, все равно плохо. Вот тут у меня и мелькнула мысль уехать куда-нибудь, смыться к черту на кулички. Мне и раньше приходила в голову эта мысль, но как-то неопределенно, а тут она втемяшилась накрепко, и я сидел и твердил про себя: уеду, уеду, уеду…

Наконец нас отпустили, сказав, чтобы мы немедленно шли домой, и еще сказали, что о нашем поведении сообщат родителям по месту их работы. Только этого мне и не хватало! И тогда я совсем твердо решил, что уеду, удеру вместе с Пантюхой, а если он почему-либо передумает, то уеду один. В деревню, например, в Красики, или еще куда-нибудь.

Как только мы вышли из штаба дружины, Пантюха сразу начал ругаться страшными словами. Он поносил и Наконечника и себя за то, что связался «с эт-т-той п-п-адлой», и меня за то, что я… увязался за ним. Я даже и не злился на него, – он, по-моему, от злости уже ничего не понимал.

Мы выходили из парка, и на одной из аллей я увидел Наконечника. Он держал под руку ту самую девчонку Олю и, наклонившись, что-то говорил ей. Девчонка смеялась. «Обработал», сволочь, подумал я со злостью на эту девчонку и с обидой за нее. Юрке я не сказал, что заметил их, – не хватало нам еще раз в милицию попасть, – а он так ругался, что ничего вокруг не видел.