Вадим Фролов - Что к чему...

– Сань, Са-ань…

– Уйди ты, – сказал я.

– Нет, не-е-ет, – сказала Лелька. – Жалко мне тебя, Саня.

– Дура ты, – сказал я.

– Ну и что? – шепотом спросила Лелька.

Она обнимала меня так, что я никак не мог отцепиться. Я отрывал ее руки от своей шеи, а она говорила мне, что я глупый. «Глупый, глупый», – говорила она мне, и я не знал, что делать, и мне было и противно и… приятно, приятно и противно. Я наконец оторвал ее руки от своей шеи.

– Сука ты, – сказал я.

Я еще держал ее руки в своих и почувствовал, как они вдруг стали какими-то ватными, – вот так – еще только что были живыми и теплыми и обнимали меня за шею, а как я сказал это, сразу стали другими – ватными, а потом деревянными. Я отпустил их. А она сказала:

– Глупый ты, глупый, – и ушла.

Зажглись фонари, и стало светло, и я видел, как она шла по нашей аллейке, шла, постукивая каблучками, и не оборачивалась. И руками она не размахивала, а были они как-то странно прижаты к бокам, как будто неживые.

А я рванулся в сторону и побежал по аллейке, и бежал под фонарями, и кусты мелькали передо мной, а я все бежал… Хва-а-атит! Хватит меня жалеть. Брось ты свои эти штучки, Лелька! Ты-то ведь девчонка, ну и ты по-другому не можешь, – наверно, ты думаешь, что если прижмешься – так это и все; нет, не все, наверно. Это, конечно, здорово, но это не все. Ты не сердись на меня, Лелька, не сердись, ладно? Мне-то сейчас не это нужно, Лелька. А что мне нужно, что? Может, мне нужно, чтобы кто-нибудь позвал меня в школу, или чтобы кто-нибудь поговорил со мной по душам, не жалел, а просто поговорил и сказал бы: «Не беда, Сашка, проживем, еще и не такое в жизни бывает…»

…Вечером ко мне, вернее к Андреичу, пришел Пантюха. Он был какой-то скучный и долго мялся в дверях, а потом подошел к Андреичу, ткнул пальцем в один из кораблей и спросил:

– Эт-то фрег-гат «Б-баллада»?

– Ага, «Баллада», – презрительно сказал Андреич. – Откуда ты такой взялся?

– Оттуда, – мрачно сказал Пантюха. – Пойдем, Сашка, прошвырнемся.

– Ишь грамотный, – сказал Андреич. – Куда это на ночь глядя прошвыриваться?

– На танцы, – сказал Пантюха.

Андреич поперхнулся дымом:

– На танцы?! А ну, геть отсюда!

– Это мой друг, Андреич, – сказал я.

– Друг? – недоверчиво спросил Андреич. – Верно? – И он посмотрел на Юрку.

Я видел, что Пантюха хочет что-то ляпнуть, но он вдруг тихо сказал:

– Верно.

– Ну, раз верно, тогда другое дело, – сказал Андреич. – Смотри, Саня, не поздно. Все же я за тебя отвечаю.

– Все за него отвечают, – проворчал Юрка, – а как до дела…

Андреич ничего не сказал и только покачал головой, вроде бы соглашался.

Мы вышли, и я спросил Юрку, куда пойдем.

– Я же сказал – на танцы, – сердито ответил Юрка. Странный он все-таки парень – никогда не знаешь, чего от него ждать. И все-таки он настоящий друг – в этом я уверен.

Самое интересное, что мы действительно пошли с Юркой на танцы. Пантюхе зачем-то нужен был Генка Наконечник. Была суббота, а в субботу Генка всегда ходил на танцы в Удельный парк. Вот мы и отправились туда. У входа в закрытый павильон толпились ребята и девчонки, у которых, наверно, не было денег, чтобы попасть внутрь. А около них лениво прохаживались дружинники с повязками и следили за порядком и чтобы никто не пролез бесплатно.

Юрка отыскал в толпе какого-то парня и спросил у него, где Наконечник. Тот кивнул на павильон. И после этого началась какая-то чепуха. Юрка потянул меня за собой, и мы подошли к входу, где стояли контролерша и дружинник.

– Т-тетенька, – заныл Пантюха, – пропустите, пожалуйста. У меня т-там братишка, м-мне его вызвать н-на-до – м-мама у нас заболела…

– Знаем, какая у вас мама, – сердито сказал дружинник. Он взял Юрку за плечо, повернул и подтолкнул со ступенек.

– Ну, ч-честное с-слово, дяденька, – совсем уж со слезами в голосе сказал Юрка, – оч-ч-чень надо б-братишку. В-вот хоть у него, – и он показал на меня, – спросите.

Дружинник и контролерша посмотрели на меня, и я, злясь на Пантюху, кивнул, что да, мол, нужен братишка.

Контролерша неуверенно посмотрела на дружинника, а тот усмехнулся и сказал:

– Ну, если так уж нужен – так мы его вызовем сюда, а вам там делать нечего. Как зовут братишку-то?

– Генка, – нехотя сказал Пантюха.

– А фамилия? – спросил дружинник.

– Н-нн-нак… – начал было Пантюха, но вдруг махнул рукой и сбежал по ступенькам вниз.