Леон плотнее прижал приклад пулемета к плечу, навел ствол на тройку солдат, опередивших остальных. Они поднимались один позади другого, но при этом как бы в ряд, – их можно было скосить одной короткой очередью. У него было много патронов, партизаны оставили ему весь запас трофейных пулеметных лент, но их нельзя было тратить неэкономно, зря: он был один против целой роты, бой предстоял затяжной, долгий…
…Свидетели поединка – несколько пастухов, что находились с овечьими стадами на горных пастбищах, крестьяне других деревень, работавшие в этот день в долине на своих виноградниках, рассказывали потом, что только в два часа пополудни стихла стрельба, непрерывно гремевшая на горном склоне…
Было это давно. Летом сорок третьего года. В самый разгар войны.
Спустя много лет, когда уже изгладились, исчезли почти все следы и разрушения, оставленные войной, и на месте сожженной оккупантами деревни давно уже поднялись новые постройки, а дети, что гнали коз и овец, поспешно семенили рядом с родителями, а также и те, которых матери и партизаны уносили от немцев на руках, давно уже стали взрослыми мужчинами и женщинами и у них самих подросли такие же дети, какими были они в тот день сорок третьего года, – в Южную Францию по приглашению друзей Советского Союза приехали русские журналисты. Они побывали у докеров Марселя, у ткачей в Лионе, посетовали, что маршрут их минует знаменитый, известный в России каждому школьнику Тараскон, шутливо погоревали, что не посетят они и Монте-Карло, где, говорят, совсем просто выиграть большие деньги. Под конец члены общества «Франция – СССР» повезли журналистов в долину Роны, в города и селения горных департаментов, – показать те места, где укрывались бойцы французского Сопротивления, откуда выходили они на смелые диверсии против оккупантов, когда Советская Армия сражалась с гитлеровскими дивизиями у Сталинграда и на Курской дуге.
На своем пути журналисты посетили и ту небольшую деревню в предгорьях Альп, все жители которой должны были погибнуть, если бы партизаны своевременно не узнали замыслы оккупантов и не увели крестьянские семьи в горы. Журналистам помогли подняться по тропе, которая осталась такой же крутой и неудобной, до первого перевала, и там показали могилу русского парня, пулеметчика. Тело Леона горные пастухи спрятали после боя в расселине и заложили камнями, а потом, когда партизанские отряды выбили оккупантов из пределов департамента, местные жители похоронили его уже по-настоящему, на том самом месте, где он задерживал немцев до последнего удара своего сердца, где стоял его пулемет, окруженный ворохами горячих, дымящихся гильз.
Могила была совсем простая: продолговатая груда камней, скрепленных цементом, чтоб не разрушили ее ливневые дожди и жестокие зимние ветры. На камнях лежали свежие цветы, которые по обычаю каждое утро приносят снизу, из долины, деревенские дети. Отдельно, в изголовье, возвышался тяжелый камень. Врезанная в него надпись говорила, что здесь покоится русский солдат, боевой соратник французских патриотов, имя которого было Леон…
Сняв шляпы, журналисты долго стояли возле могилы. Легкий сирокко, тянувший с юга, из Африки, от Средиземного моря, колебал алые лепестки маков, лежащих на могильных камнях…
Вернувшись в Москву, журналисты не забыли об одинокой могиле на каменистом склоне Савойских Альп. Они решили выяснить, кто же был этот солдат, которого французы называли Леоном, откуда он родом, где жил, в какой школе учился, не осталось ли кого-нибудь из его родных.
Выяснить это оказалось чрезвычайно трудно – после войны прошло уже столько лет. Много месяцев потратили журналисты. Они звонили в разные учреждения, писали и рассылали десятки писем. Порой казалось, что поиски надо бросить, старания не дадут ничего, история Леона так и останется нераскрытой.
Но все же в архивах Министерства Вооруженных Сил отыскались кое-какие следы. А дальше – удалось установить, во-первых, что правильное имя Леона – Леонид и фамилия его – Шестаков; нашлись документы, в каких частях он служил до того, как попал в плен, каким военкоматом был призван на войну. Он был из города Ольшанска и, что больше всего взволновало и обрадовало журналистов, оказалось, что в этом Ольшанске еще жива его мать – Прасковья Антоновна…
Ольшанск когда-то в древности был маленькой бревенчатой крепостью, вместе с другими такими же крепостями защищавшей южные пределы Московской Руси от татар и ногайцев. Потом – глухим уездным городом с торговыми лавками, каменным собором, где люди приходили в движение только в большие торги и ярмарки, где даже приезд чиновника губернского правления составлял чрезвычайное событие.
Читать дальше