Евгений Титаренко - Минер

Курнул начавшую затухать сигарету и поднес огонек ее к кончику шнура. Брызнули искры. Минер встал и все тем же неторопливым шагом направился прочь, к облюбованному укрытию.

Для нас это тоже послужило сигналом к отступлению.

Прежде мне казалось, что во всех действиях минеров много «шику»: и в медлительности движений, и в использовании сигареты вместо спичек, и в хладнокровном отходе к укрытию. Теперь я уже знал, что это непреложный закон работы минера-подрывника. Один неосторожный удар по обнаженному свинцовому колпаку — и взрыв. Пользуясь спичками, легко поджечь шнур не с самого кончика, тогда трудно будет рассчитать секунды его горения, А отбегая от мины, легко споткнуться или вывихнуть ногу, тогда как, отходя от нее, подрывник спокойно отсчитывает про себя секунды. Надо лишь, чтобы времени, пока горит шнур, хватило на дорогу до укрытия.

Позже я узнал еще, что существовала когда-то на флоте лихаческая традиция обжимать кончик капсюля на шнуре зубами, сунув его взрывчаткой в рот — взрывчаткой, для детонации которой достаточно крохотной царапины. И я подумал было, что Минер замешкался перед этой операцией именно из желания воспользоваться старым способом… Однако, не вызывавший сомнений в своей смелости, вряд ли он был способен на лихачество.

Отчитываться об операции Минер с матросами пошел из своего укрытия нижней тропинкой.

А мы возвращались прежним путем. Мы шли и молчали.

Что-то переменилось в нас в отношении к Минеру. Было ли причиной этому зрелище его красивой работы, или простецкое случайно оброненное «ребята»… Но каждый из нас был способен на риск. И не хватало еще, чтобы равный половине из нас в звании он начал бы в личном разговоре обращаться к нам, перечисляя все титулы…

Просто наши последние наблюдения как-то не вязались с его отсутствующей, не от мира сего внешностью.

Он жил по каким-то своим законам. Отчего? Так может жить либо чрезмерно гордый человек, либо чрезмерно опустошенный, либо чрезмерно жалкий. Наши краткие наблюдения не позволяли отнести его ни к одной из этих категорий.

— Вещь в себе, — сказал кто-то, не то заимствуя, не то воруя у Канта.

— Поживем — увидим, — резюмировал Старший Лейтенант, стремясь, как всегда, оставить последнее слово за собой. — Я сейчас пойду к Майору и постараюсь что-нибудь вытянуть о нем.

Майору чем-то импонировал этот проныра, и ему всегда позволялось чуточку больше, нежели остальным. Может, Майору нравилось, когда рядом звенят языком?

Пока Старший Лейтенант был у Майора, я спустился «на улицу», к часовому у погребка: я вспомнил идею, мелькнувшую у меня утром.

Часовой — он был из моих подчиненных — по форме доложил, что никаких происшествий не случилось. А я, как бы между прочим кивнув на дверь погребка, поинтересовался:

— Минера хозяйство?

— Так точно!.. — ответил парень. Потом доверительно спросил: — Зачем он столько навез?.. Десять лет, что ли, жить будет?..

Я возвратился в кубрик. Сделав простейший арифметический расчет, я убедился, что погребок, а следовательно, и хозяйство Минера находятся точно под моей кроватью.

Вбежал Старший Лейтенант.

Наш гость в это время как раз отправился в пристройку, так как Майор пригласил его позавтракать вместе с ним. Майор всегда завтракал, обедал и ужинал у себя. По-моему, просто из такта, чтобы не мешать нашей болтовне.

Старший Лейтенант за несколько минут узнал кучу сведений (уж это-то он умел).

Оказывается, Майор нашего нового соседа знал давно, по Заполярью.

Родился Минер где-то в небольшом городке центральной России. Воевал. Был дважды ранен. Последний раз едва вы́ходили. Вернулся со всеми признаками чахотки. Отец пропал без вести, мать сгорела в доме во время бомбежки. Ушел из города, поступил работать землекопом. Одновременно стал добирать среднее образование. Аттестат получил с медалью. Решил поступить в училище. Первый год — забраковали по здоровью. Второй год — снова забраковали. С третьего захода приняли. Окончив училище, два года служил в районе Порт-Артура: разоружал под водой незнакомые образцы мин. Потом Заполярье, самые глухие уголки. Пять лет уже не брал отпуска — никто не может уговорить. Холост, как новорожденный.

— С одной стороны, много, с другой стороны, небогато, — заключил Старший Лейтенант.

Мы не успели ответить — вернулся Минер. Вернулся и, заложив руки за голову, опять лег на спину.

— Ах, да! — спохватился я. — Старший Лейтенант, хочешь, койками поменяемся?