Евгений Титаренко: Минер

Майор же как-то замкнулся после ее смерти, купил себе упряжку собак и каждое воскресенье, захватив ружье, старался уехать в сопки. Но дичи привозил мало, хотя ее кишмя кишело кругом…

Вернемся, однако, к Старшему Лейтенанту.

Почти каждую ночь, в то самое время, когда сон бывал уже где-то совсем рядом, меня возвращал к действительности ощутимый толчок в ребра. И это лишь для того, чтобы я услышал коротенькое сообщение: «Ялта». Или: «Батуми», «Сочи». Я должен был сделать отсюда вывод, на каком из курортных пляжей загорает нынешней ночью Старший Лейтенант. Он мнил о себе, что имеет потрясающее воображение, и утверждал даже, что каждое утро кожа его становится темнее. (Это его-то чернющая, как у индейца, кожа!) Посещение курортов имело двойной смысл, потому что загорал Старший Лейтенант вместе с девочкой. Он мог сутки напролет рассказывать, какая она и сколько подарков он ей дарит.

Мое же мнение о степени его фантазии было не очень высоким, ибо мне казалось, что дарит он своей возлюбленной только купальники. Причем одно и то же банальное бикини. Время от времени менялся лишь цвет этой пары.

Несвоевременные побудки надоели мне. Говорю однажды:

— Почему ты ездишь все время не дальше Черного моря? Почему бы тебе не махнуть разок за границу? Карловы Вары, например, или, на худой конец, Ницца.

Он задумался.

— Ты знаешь, я размышлял над этим… Все в женщине совершенно, но ее страсть властвовать может победить однажды. И вдруг тогда какой-нибудь зачуханный Рокфеллер… Я не могу рисковать.

Как ни стоек, как ни выдержан человек, если ему без передышки твердить о черных глазах, голубых купальниках и прочем — он может не выдержать в конце концов.

Собираясь в ночное дежурство, я сам разбудил чернокожего Дон-Жуана.

— Слушай, — говорю, — нет ли у твоей знакомой подружек?

А он мне:

— Есть, но только культурные.

Вот ведь. Не станешь же избивать его накануне дежурства.

Чтобы до поры до времени закончить начатый здесь разговор, представлю вам еще одного нашего знакомца: капитана Теплохода, Который Развозил Женщин. Существовал у нас такой транспорт. И если честно сказать, это был не теплоход, а теплоходишко, судно больших габаритов войти в наш пролив и не могло. Ходил Теплоход, Который Развозил Женщин, примерно раз в полмесяца — когда набиралось достаточно пассажиров.

Рыбаки с дальних промыслов редко отлучались со своей работы, если же возникала такая необходимость, пользовались своим транспортом, а мы и вовсе были прикованы к боевым постам. Поэтому теплоход, метеором проносившийся мимо нас в открытое море (и дальше — вдоль побережья), был загружен, как правило, женским полом. Это были девчата, отправляющиеся на рыборазделочные пункты, жены и родственники рыбаков, жены офицеров, служивших на каких-то других точках.

Капитаном этого необыкновенного судна был человек совершенно одержимый. Стоило поглядеть на его шевелюру: огненно-рыжую, лохматую. Зимой и летом он свирепствовал на мостике без фуражки. Хорошо еще, если моталась где-то за спиной зюйдвестка.

Рыжего считали на побережье самым отчаянным капитаном.

Ну, еще бы!. Любая порядочная вьюга, любой порядочный шторм за кабельтов обойдут такого хама. Сейчас я поясню эпитет.

То, что ближайшая от нас остановка теплохода аж у летчиков, — еще терпимо: летом пятнадцать километров пешком, зимой — на лыжах; тем более, что подойти к нам по нашему мелководью нельзя. Поссорились мы на другой основе. Проносятся мимо нас десятки хорошеньких (симпатичных, красивых) женщин, а мы для них — пустое место, будто и нет нас.

Решили мы при удобном случае, переговорив с капитаном, поправить это дело.

Всходим к нему на мостик.

Так и так, разлюбезный наш, раскрасавец наш капитан, нельзя ли по-товарищески: мы к тебе с душой, ты к нам… Что если на подходе к нашей точке ты будешь чуть-чуть сбавлять ход и одновременно давать команду: «Проветрить помещения!» Пассажирки твои на пять минут выходят на палубу…

Договорить он не дал. Схватив свое неизменное оружие — мегафон, он уткнул его буквально в наши лица и во все горло заорал:

— Да лучше я их в холодильник посажу!!! По крайней мере довезу в целости и неиспорченными! Я вас…

Страшный матерщинник.

К следующему его рейсу мы уже имели собственный мегафон, и, едва нос теплохода появился из-за поворотной скалы, начались переговоры.

Мы желали ему, чтобы у него борт оторвался, чтобы ему корму тюлени отъели… Он нам тоже что-то желал. Сущий оборотень.