Владимир Соколовский - Превращение Локоткова

В ближайший выходной они поехали на автобусе навестить Костю. Нога у него была в гипсе, к новой обстановке он притерпелся, хоть и выглядел еще испуганным. С приходом Тани и Локоткова карлик стал ныть, проситься на руки, — думал, видно, что его увезут домой. Поняв же, что — нет, не увезут, — зауросил, покрикивая и взметывая маленькими ручками. Бросался конфетами, гукал: «Пухой! Пухой!» Пришедшая на шум сестра, видя такое дело, выпроводила их.

На улице Таня вздохнула: «Костя, Костя! Видно, никому он, кроме вас, не нужен. Да я еще езжу к нему, дурочка…»

Они сходили в кино, побродили по парку, посидели на скамейке, где Локотков еще недавно коротал ночь. В сумерках шли на автобус, и Валерию Львовичу показалось. Что под руку с высокой изможденной женщиной его обогнал Шурка Сальник. Хотел окликнуть его — и раздумал. Все равно ничего хорошего ни из их встречи, ни из разговора не могло получиться. Еще — не хотелось общением с Сальником вспугивать свою попутчицу. За день они привыкли друг к другу, и Локоткову иногда даже казалось, что он нравится Тане. Но он грустно думал о своей старости и говорил скучные, самому неинтересные вещи. Под конец он совсем сконфузился, и путь от отворота на Рябинино до дома проделал молча. Каково же было удивление Валерия Львовича, когда Таня, дойдя вместе с ним до избы Веры Даниловны, не покинула его, а поднялась на крыльцо, и дождавшись, пока он дрожащими руками отомкнет замок, первой вошла в дом!

Утром, чуть начало светать — притихшая Таня очнулась, села на кровати, затрясла головой, бормоча: «Что же это я наделала-то, Господи? Что же это мы наделали-то, Господи?..» Локотков лежал, запрокинув голову, тяжело дышал. Вдруг засмеялся скрипуче: «Это называется: связалась молодушка с чертом. Только зачем — вот вопрос?» Таня погладила его лоб: «Так не говори. Не надо так говорить».

В сенях, когда он пошел ее провожать, Таня обхватила руками его шею, прижалась и замерла. Он застыл в неудобной позе, поцелуй его был сух и тороплив. Девушка шмыгнула носом, часто заморгала — он стал ее успокаивать: «Ну что ты, не расстраивайся.

Я ведь старый, тоже надо понять…» «Как ты это говоришь — не расстраивайся. Что мне расстраиваться-то! Разве тут в этом дело? Эх ты, Валерий Львович!..» Лицо ее стало чужим, надменным, она оставила его и вышла на крыльцо. Локотков в приоткрытую дверь смотрел, как она идет по деревенской улице. Потом закрыл дверь на запор, и верулся в избу. Унимая дрожащее сердце, заходил по тесному помещению. В какой-то момент у него запершило в носу, горле, глазах, он лег на пол, и прижался мокрой щекой к теплой доске.

Прошло три года. Как-то летним днем к Локоткову, работавшему теперь слесарем, подошел заведующий совхозными мастерскими Вешкуров и сказал:

— Слышь, Львович! На поле, у Закамени, комбайн встал, сцепление у него углан сжег, практикант. Ты давай-ко сходи, помоги починить. Вон Михаил отвезет тебя.

За спиной его маячил Миша Зюлев, прикрепленный к совхозу инженер-технолог из районного ремонтно-технического предприятия.

— Не пойду! — твердо сказал Локотков. — Почему это — ихняя машина, а мы должны делать? Сами сломали — пускай сами и ремонтируют. На чужом горбу в рай въехать хотите?

— Да ты понимаешь ли… — рванулся Миша, но спокойный Вешкуров удержал его:

— Ты не шуми. Львович сделает. Он у нас исполнительный, дисциплинированный. Правильно ты говоришь, Валерий, понимаю я тебя, а — надо помочь! Иначе нам с ним такой кабыстос выйдет… Уборка ведь, ты что!

— Зачем мальчишку садите? Он и опять его сожжет, ему долго ли?

— Да заболел Андрей-то, вчера прямо с поля с температурой увезли! Вот пацан и сел. Их ведь в училище тоже, поди-ко, чему-то учили?

— Учили… Учат их… — ворчал Валерий Львович, собирая инструмент. — Ладно, поехали…

Миновав старую, заброшенную деревушку Закамень, ее ветхие развалюхи, они увидели большое поле и комбайн на нем. Возле него, в тени, сидел конопатый практикант Васька. «Но нас с таб-бой соединить пар-ром не в сила-ах…» — хрипло рыкал транзистор. «Газик» остановился рядом с комбайном, Локотков с Зюлевым вышли из кабины.

— Хорошо ты устроился, вредитель! — сказал Валерий Львович, показывая на приемник. — Еще и не поработал, а балдежную машинку все равно успел купить!

— Это не моя, а Андрюхи, комбайнера, он оставил! — залыбился Васька, поднимаяь. На лице его не было ни малейших признаков раскаяния. — Мне что, я выключу! Только с ней веселей.