Владимир Соколовский - Уникум Потеряева

Тут проснулся Василий. Отодрав от стола лицо и смахнув с него кислую капусту, он вгляделся в Крячкина и просипел:

— Сейчас я тебя, мироед, кулачить буду.

— Гляди, земляк, не обделайся. У меня про твой лоб всегда пуля найдется, — Петр Егорыч недобро засмеялся.

— Што-о-о?!.. В моем дому-у?!.. — зарычал Буздырин. Мария стукнула его кулаком по темени, он обмяк и потянулся за бутылкой. Мария махнула Диого: а ну-ка, дружок! Тот взял небольшую флейту, и принялся выдувать мелодию народного танца салтарино. Андрей подыгрывал ему. Португалка вышла из-за стола и начала оттопывать по угвазданному полу.

— Пошли плясать! — Любашка дернула Вову за рукав.

— Да как, я не умею!

— Пойдем, покажу.

Но танцором прапорщик оказался совсем неплохим: может, у него и были упущения по части ритма и разных чисто национальных штучек — но он так преотлично топал сапогами, делал руки кольцами, и кружился вокруг партнерши — куда там любому португальцу! И Любашка устала с ним, только вскрикивала:

— Ну, мужик! Вот это мужик. Жми, ваше благородие!..

Сели снова за стол, и быстро нагрузились: Вася уснул, лицом в ту же капусту, Диого валялся за печкой, на сундуке, Андрея хватало лишь на то, чтобы выпиликивать:

— Пошли, проветримся, — сказал Поепаев. Любашка поднялась; Крячкин мигнул, толкнул упоенно блажившего Ничтяка.

Они спустились в ограду, и сразу стали целоваться. Вышла трехлетняя дочка, засмеялась и что-то крикнула по-португальски. «Кыш!» — сказал ей Вова, топнув сапогом. Девочка исчезла. Поепаев кивнул в сторону повитей. «Нет! — зашептала Любашка. — Что ты, с первого раза… Ты приходи еще, мы договоримся…». «Ну, гляди! Залог возьму». Он расправил ее пальцы на своей ладони, и снял перстенек. «А ты мне что?» — «Я тебе? Да вот хоть это», — прапорщик оторвал с мясом верхнюю пуговицу на кителе, и отдал Любашке. «Хорошо. Я сохраню. Но мы ведь увидимся, да?» — «Как жизнь сложится. Тебе не жалко колечка?» — «Чудной ты. Разве можно что-нибудь жалеть в такие моменты?» — «А спросят — где, что ответишь?» — «Нашел о чем думать! Потеряла, и все дела». Они поцеловались снова, и, сникнув разом, пошли в избу.

— Сколько можно это терпеть! — воскликнула Мелита. — Опять спит на столе, барин такой!..

Кот брезгливо фыркнул и спрыгнул со стола.

— Пора ехать, душа моя, — сказала Набуркина. — У тебя дела, у меня дела. Надо жить дальше.

Она стояла посреди горницы, в просторной светлой блузке и трико; солнце сзади подсвечивало волосы. Она посвежела, стала мягче голосом, и часто улыбалась.

«Эта плоть приняла меня, — думал Валичка. — Я был в ней, и мы были едины. Наверно, мы не расстанемся».

— Мы едем на автостанцию, — вновь услыхал он ее голос. — Купим билеты с местами на завтрашний полуденный автобус. Два часа стоять на ногах — это не в моих силах. Я готова, пошли, а то опоздаем!

Он нахлобучил каскетку, и они вышли на крыльцо. Возле него ходила, переваливаясь, огромная хмурая ворона. Трусливый Фофан клекотал поодаль, прикидываясь удальцом.

— Распугает всех куриц, — Мелита остановилась, отыскивая вицу.

— Кукаря-ауу-у-у!!! — заорал петух. Птица высокомерно повела в его сторону большим черным клювом.

— Не надо ее тревожить, — сказал Постников. — Начнет еще каркать, и накаркает беду.

Уже от остановки они увидали, как ворона взмыла в воздух и понеслась в их сторону, хрипло каркая.

— Может, не стоит ехать? — задумалась нотариус. — Нет, все равно надо.

В кассы они поспели к самому перерыву, и отправились бродить по райцентровским магазинам. В универмаге, в отделе головных уборов, стояла закадычная подруга Лизоля Конычева и толковала с продавщицею, держа в руках две мужские шляпы.

— Кого я вижу, — молвила Мелита. Лизоля вздрогнула и обернулась. — Какими судьбами в наших краях?

— Приве-ет! Решила, знаешь, купить шляпу Антоше. Такая жара — а он ходит голова босиком. Кстати, ведь вы незнакомы? Антоша, поди сюда, солнышко!

Тут же и возник этот Антоша: костистый, унылый, с выбритой наголо головой. Пугливо косясь на Конычеву, он представился Антоном Борисовичем.

— Вообще пора уже заниматься внешним видом, — ворковала подруга. — Скоро защита диссертации, а ты — словно какой-то хиппи.