Генрих Боровик - Пролог (Часть 1)

Галстук и рубашка были мокрыми от пота. Человек положил сверток на заднее сиденье, туда же — шляпу, но пальто не снял. Вытер лицо большим несвежим носовым платком, потом потер руками, будто умылся, неглубоко вздохнул.

— Куда едете? — спросил я.

— В Голливуд, — ответил пассажир.

— Я тоже. Могу подвезти до места.

— Спасибо, но я вначале только до Эмбоя. Там слезу, передохну. Плохо переношу машину, да ещё в такую жару.

От него исходил душный жар, будто в машине установили раскалённую печку и плеснули на неё водой.

— Вы довольно тепло оделись.

Он кивнул:

— Ничего не поделаешь. Не бросать же вещи.

Когда он говорил, морщины-ущелья на его лице двигались, открывали незагорелое своё дно, и почти коричневое лицо покрывалось живыми белыми полосами.

— Путешествуете?

— Нет, еду помирать.

— То есть?

— Ну насовсем.

— А откуда?

— Из Чикаго.

Медленно, тяжело подставляя слова одно, к другому, он рассказал свою историю. Ничего особенного. Просто человек работал клерком в какой-то маленькой фирме. Неожиданно заболел — и все сбережения сразу же ушли на врачей и лекарство. Страховка покрыла лишь первоначальные небольшие расходы. Всё, что удалось собрать за долгую жизнь, исчезло за четыре месяца болезни. Наконец выздоровел. Пришёл на работу. Его не приняли. Извинились, сказали «тэйк ит изи» — не огорчайся — и не приняли. И он вдруг понял, что никого, абсолютно никого он не интересует и никому не нужен. Жена умерла за несколько лет до этого. Друзья его же круга прятались от него: ничем не могли помочь; кроме того, он их пугал, как предсказание их собственного возможного будущего. Вспомнил, что в Лос-Анджелесе у него есть приятель, с которым давно не виделся, лет тридцать. Написал ему. У того оказалось положение не лучше: тоже старый, тоже никому не нужен. Признался в письме, что хотел покончить жизнь самоубийством: очень уж тоскливо жить. Ну и вцепились друг в друга. Решили жить вместе. Дешевле. А помереть постараются одновременно.

Вот он и едет. Правда, лет тридцать не виделись, не знает — остались ли они друзьями. Но всё равно. Хоть оба будут знать, что есть кто-то рядом, кому ты не совсем безразличен…

Так он рассказывал, время от времени вытирая лицо платком.

— Все живут в одиночку. Каждый сам по себе, и каждый дрожит сам по себе… Кругом за деньгами гонятся. А за людьми — никто не гонится.

— А друг ваш давно живёт в Лос-Анджелесе?

Пассажир усмехнулся:

— Он туда поехал, когда был молодым. За счастьем. Везде писали — Голливуд, земля счастья, вот и поехал. Сниматься в кино.

— Снялся?

— А.кто его знает. Может, и снялся. Он об этом не писал.

Загорелые не бледнеют, они становятся серыми. Лицо старика быстро серело. Его действительно, наверное, укачивало. Или просто было жарко. Пальто снимать он почему-то отказывался.

Мы подъехали к Эмбою.

Пассажир сдержанно поблагодарил и, взяв сверток и шляпу, потихоньку пошёл в сторону кафе, над которым призывно горели слова: «Ветчина, яйца, сэндвичи, хэмбургеры, мороженое, ледяной чай, ледяной кофе».

Машина моя раскалилась до предела. На крыше можно было без больших затруднений печь блины. Я решил передохнуть. Пыльный городок Эмбой состоял из придорожного кафе, заправочной станции «Уайтинг бразерс», лавки по продаже автомобильных радиаторов и трех-четырех жилых домов. Я постарался прижать машину поближе к глухой стене одного из домиков, чтобы разгоряченный «форд» хоть частично оказался в тени. Однако откуда-то появилась рассерженная женщина в халате, голова в розовых бигуди, и принялась кричать, что земля частная и стоять здесь нельзя. Я ответил, что не посягаю на частную земельную собственность, мне нужна только тень.

— Доллар, — сказала владелица бигуди, строго.

В Чикаго, в аптеке, я видел пустые закупоренные консервные банки, в которых продавался «чикагский воздух». За банку воздуха аптекарь брал по доллару с четвертаком.

Но вот торговлю тенью я встречал впервые

— Дорого запрашиваете, — сказал я, быстро освоившись. — Всего тени-то два вершка.

Бигуди усмехнулись:

— Зато тень какая! Высшего качества!

Тень действительно была ничего — плотная, без обмана. Я протянул бигуди доллар.

В кафе у стойки сидел мой пассажир. Хозяин вежливо, но строго втолковывал ему:

— Мы не можем разрешить вам так просто сидеть. У нас не парк. Закажите что-нибудь. Хоть стакан кока-колы.

— Дайте мне, пожалуйста, стакан воды, — сказал старик.