Василий Боровик
У ГРАДА КИТЕЖА
Хроника села Заречицы
При взятии Разиным Астрахани в устье Керженца стоял с караваном расшив гордеевский нетяглый водолив Феофан Лыков. Мужичище он был снажный. В одних рукавицах поднимал из берлоги медведя. С ним-то и заспорил доверенный купца Строганова. Лыков не сдержался. Кулачище у него был дивительный. Он и дал тукмашка обидчику. Насмерть уложил и бежал от возмездия, куда крива не вынесет. Лесная чащоба настораживала его, будто пытала: «Куда идешь?» Прислушиваясь к шорохам, непокорный водолив по бакалдинам да по калужинам, по топям да по зыбунам выбрался к берегу Керженца. От усталости и голода беглец еле на ногах стоял.
У реки одиноко жил неведомого рода старец. Он приютил Феофана. Дал топор, стал учить жить в лесу. Феофан ухватился рукой за топорище, расправил плечи, что птица крылья, посмотрел вокруг: «Приволье-то какое — земли-то сколь, леса, рыбы».
На полянке возле Керженца, под молодой липой, Лыков вырыл землянку. Через год поселился рядом с ним какой-то суевер, старец Алексий. Он рас корчевал кулигу и стал сеять хлеб. Вскоре пришли к ним еще три беглых семьи. Среди них был один по фамилии Дашков. Алексий, с появлением новых людей, тайком ушел глубже в лес. А Дашков захватил его кулигу…
Отсюда и берет начало село Заречица и вся Лыковщина…
БОГАТЕИ
Тут, пожалуй, будет кстати познакомиться с одним из потомков Дашковых — Тимошкой.
Вот он идет по дороге и встречает Настасью Караваеву. Тимошка только что купил сивенькую кобыленку и вел ее на мочальной уздечке. Вышагивал с гордым видом, не глядя под ноги. Заметив Настасью, он плутовато покосился на нее. Казалось, хотел крикнуть: «Смотри, мол, девка, у Тимошки-то собственная лошадь». Ступал он по земле твердо. Под его лаптищами сминалась у самого корня, словно подкошенная, старая и молодая поросль. Вышагивал уже не тот рыхловатый, приниженный Дашков, скобливший недавно инотарьевскую «астраханку». Шел уверенно выпрямившийся хитрый, изворотливый Тимошка. Он недавно завел угольную яму и без помощников зноил уголь. «Неугомонный», — говорили о нем в Заречице. Парень на все руки: не больно гож наружностью, зато был по душе старикам бережливостью. Те, кто пристальнее к нему приглядывались, замечали — страсть к накоплению богатства бурлила в каждой Тимошкиной жилке. И наконец, вот его портрет: белесые волосы, белесые брови, с безмерно широким ртом, редкими зубами и весь до отвращения неопрятный. Он дни и ночи проводил в лесу. Тушил землей прогары, укладывал угли в кули и, казалось без убыли, отвозил их в город.
Возвращаясь как-то из Нижнего, Дашков заехал на постоялый двор. Напился чаю, пошел было кормить лошадь, а она пала. Он никому ничего не сказал, вернулся в город и на другой лошади приехал домой. Но скоро и ее лишился. «Что-то неспроста!» — говорили про Тимошкины напасти. На третьей лошади проработал лето. Поздней осенью он ехал в лес. Его лошадь на мосту поскользнулась и рухнула в реку. Он сам вывести ее из воды не мог… Пока бежал в деревню просить помощи, пока мужики сряжались, лошадь застыла в реке. Так за два года Тимошка лишился семи лошадей. Все думали: парень с ума сойдет. А он еще злее работал, по-прежнему раза два на неделе отвозил угли в Нижний.
В деревне Тимошка появлялся только в престольные праздники. Жил он все время в лесной зимнице. И знал одно — зноил угли. На святках парни, на потеху, привели его на беседу. Явился Дашков к девушкам словно призрак с того света — закоптелый, лохматый. В тот день парни дарили девушкам носовые платки и получали взамен крученые пояса.
В натопленной вдовьей избе собралась заречинская молодежь и слагала друг другу ласковые слова. Когда девушки увидали Тимошку, они запели святочную, плясовую:
Улица, улица, широкая моя,
Травушка-муравушка, зелененький лужок!
Я по этой улице не хаживала,
Травушки-муравушки не таптывала!..
Читать дальше