Администратор покачал головой: «Пусть кто-нибудь ещё поможет ему, мы не хотим рисковать».
* * *
Угол 1-й улицы и улицы Ф. Солдаты идут группой человек в десять. Их фигуры видны тенями на фоне пламени. У каждого в руках карабин с примкнутым штыком. Идут гуськом. Первый смотрит вперед, второй вполоборота влево, третий вполоборота вправо. Так называемая «елочка». Точно такое же построение я видел на давних фотографиях — английские солдаты в Кении — и недавние кадры — американцы во Вьетнаме.
Только там я мог вглядеться в лица, здесь же они закрыты противогазами. И голос человека, которого интервьюирует корреспондент, звучит глухо. Это офицер. Он в джипе. Откинув свиной пятачок противогаза, в микрофон отвечает на вопросы, будто из подземелья. «Газовые маски? Это потому, что мы будем применять газ. Это лучше, чем применять прямую силу».
Под «прямой силой» имеется в виду огнестрельное оружие. Нет, огнестрельное оружие оставлено, как видно, на, самый последний, критический момент. Стрельбы на улицах не слышно, только треск пламени.
* * *
Фасад Белого дома ярко освещен. Там стоят юпитеры телевидения. Корреспонденты дежурят постоянно, ожидая событий, заявлений, слухов. Жилая часть Белого дома в темноте, только на втором этаже сквозь гардины виден свет.
«В присутствии свидетелей к сему приложил руку апреля пятого дня, в год Нашего Властителя девятнадцать сотен шестьдесят восьмой и независимости Соединенных Штатов Америки год 192-й… Линдон Б. Джонсон» (из приказа президента США о введении особого положения в Вашингтоне).
* * *
Неподвижное, тяжелое, оплывшее лицо мэра города Чикаго на весь экран телевизора. Мэр специально объявляет о введении комендантского часа в городе Чикаго. ЛиЦам до 21 года воспрещается появляться на улицах после семи часов вечера и до шести часов утра.
Соединяются провода электропередачи. Искры. Падает столб. Диктор: «В Чикаго не работают телефоны…»
Ночью я еду в нью-йоркский Гарлем. По сравнению с пожарами Вашингтона здесь относительно спокойно. Всего несколько горящих зданий, несколько десятков разбитых витрин, разграбленных магазинов.
Но я никогда не видел здесь такого количества народа. Даже днем. Даже в часы пик.
Вдоль 125-й улицы догорает несколько зданий. Идет дождь, асфальт скользкий. Больше всего я боюсь задеть кого-нибудь машиной. Её тогда перевернут и сожгут в считанные минуты…
* * *
…Утром следующего дня в Гарлеме уже убирают мусор, разбитые стекла, хозяева магазинов наблюдают, как рабочие прибивают на место сорванные с витрин тяжёлые металлические решетки. После тревожной, но сравнительно «благополучной» ночи у полицейских неплохое настроение. Они улыбаются. Один кричит мне: «Янки, гоу хоум!» Это шутка. Убирайся; мол, белый американец, подобру-поздорову из Гарлема. И он смеётся своей шутке.
Другой вполне серьезно предлагает:
— Если хотите, я буду вас сопровождать.
— Ничего, спасибо.
— Ну, как знаете. Тут корреспондентов вообще-то не особенно жалуют.
Это действительно так. Раза два мне кричат:
— Не спрячешь свою поганую камеру, разобьём!
Я нацеливаюсь фотообъективом на разрушенное здание.
— Эй, мистер, — насмешливо кричит мне старый негр в шляпе с красным, перышком. — Этот дом всегда был таким. Вчера сожгли вон тот…
И вокруг смеются.
…Полицейским привезли кофе в картонных стаканчиках и треугольные бутерброды в запотевших полиэтиленовых пакетиках. Красивые бутерброды — белый хлеб, сиреневая ветчина и зелёный листик салата. Немного неудобно есть — на одной руке палка на ремешке из сыромятной кожи, на другой — висит стальная каска. Но никто не снял с руки каску. Никто не положил в. сторону длинную деревянную дубинку.
…Солнечный день. Двое пожилых джентльменов в шляпах, в темных костюмах сидят на скамеечке в самом центре перекрестка на крохотной ленточке сквера. Один держит под подбородком сделанный из тонкой жести блестящий отражатель — это для того, чтобы солнечный свет равномерно падал на лицо. Отражатель похож на забрало, снятое со средневекового рыцаря из музея Метрополитен, надраенное до блеска. Другой джентльмен медленно и со вкусом распечатывает сигару. Продолжает начатую уже фразу.
— …Политическая борьба — это я понимаю, мог бы понять. Но ведь все, что произошло, это просто грабёж, бандитизм, хулиганство!..
Рыцарь, не открывая блаженно прищуренных глаз, сдержанно кивает, стараясь не расплескать солнечные лучи.
Читать дальше