Генрих Боровик - Пролог (Часть 1)

Корреспондент.И по грудным детям?

Мидлоу.И по грудным. Ну вот, мы стали бить из автоматов, но кто-то сказал нам, чтобы мы перешли на одиночные выстрелы, надо экономить боеприпасы. Ну мы и перешли на одиночные. Я разрядил несколько обойм. А после этого я как раз… мы как раз… рота стала собираться снова. Мы начали двигаться обратно… и перед собой пустили туков, чтобы, ну, вы понимаете, прикрыться…

Корреспондент.Так.

Мидлоу.…и когда мы начали движение…

Корреспондент.Прикрыться. Вы имеете в виду с фронта? Чтобы они приняли на себя весь огонь, который может начаться с фронта?

Мидлоу.Верно… На следующее утро мы совсем должны были уйти из района, уйти. А я наступил на мину на следующий день, на следующее утро, и потерял ступню.

Корреспондент.И вы вернулись в США.

Мидлоу.Я вернулся в США и потерял ступню…

Корреспондент.Вы чувствуете…

Мидлоу.Я чувствую, что меня обманули. Потому что Организация ветеранов урезала мою инвалидность. Они сказали, что культя моя хорошо залечена, хорошо действует и нет болей. Ну ладно, она хорошо залечена, но ещё очень далеко до того, чтобы она хорошо двигалась. И без боли?! Болит всё время! Я должен работать на ногах восемь часов в день. И к концу дня еле могу терпеть. Но мне надо работать. Потому что надо зарабатывать на жизнь. А Организация ветеранов не дала мне достаточного пособия.

Корреспондент.Было ли у вас чувство вины за то, что вы сделали?

Мидлоу.Ну, я чувствовал, что утром меня вроде бы наказали за то, что я сделал. Позже в тот день я чувствовал себя так, будто был наказан.

Корреспондент.Почему вы сделали это?

Мидлоу.Потому что я считал, что мне приказали… это казалось тогда именно так… в то время так казалось, что я делаю верное дело, потому что, так сказать, я терял приятелей. Я потерял, чёрт дери, очень хорошего приятеля, Боба Уолсона! И это давило на меня. Ну а после того, как я сделал это, я почувствовал себя хорошо. Только позже в тот день меня начало забирать.

Корреспондент.Вы женаты?

Мидлоу.Верно.

Корреспондент.Дети?

Мидлоу.Двое.

Корреспондент.Сколько лет?

Мидлоу.Мальчику два с половиной, а дочке полтора.

Корреспондент.Естественно, вопрос приходит сам… отец двух таких маленьких ребятишек… как он может расстреливать детей?

Мидлоу.У меня не было тогда дочки. У меня тогда был только маленький сын.

Корреспондент.Как же вы стреляли по детям?

Мидлоу.Я не знаю. Кто-нибудь другой думает об этом.

Корреспондент.Как вы полагаете, сколько людей было убито в тот день?

Мидлоу.Я думаю, около трёхсот семидесяти.

Корреспондент.Почему вы называете именно такую цифру?

Мидлоу.Так, по виду.

Корреспондент.Значит, вы лично видели именно это число людей. И скольких из них убили вы сами?

Мидлоу.Не мог бы сказать.

Корреспондент.Двадцать пять? Пятьдесят?

Мидлоу.Не мог бы сказать… просто очень много.

Корреспондент.А сколько всего человек стреляло?

Мидлоу.Ну, я и этого не знаю, честное слово. Там были другие… Там была другая рота… ну просто не могу сказать сколько…

Корреспондент.Но ведь этих мирных жителей построили в линию и расстреляли в упор. Ведь их убивали не перекрестным огнём?

Мидлоу.Их не выстраивали… их просто сталкивали в ров, а другие сидели, сидели на корточках… и в них стреляли…

Корреспондент.Что эти жители — особенно женщины и. дети, старики, — что они делали? Что они говорили вам?

Мидлоу.Им нечего было говорить. Их просто толкали, а они делали то, что им приказывали делать… Ну и просили, кричали: «Нет… нет…» И матери закрывали руками детей, но они попадали как раз под огонь. Ну, в общем, мы их держали прямо под огнем. Они махали руками и просили…

Корреспондент.Это самое главное зрительное впечатление в вашей памяти?

Мидлоу.Верно.

Корреспондент.И ничего не тронуло тогда ваш ум или ваше сердце?

Мидлоу.Много раз… много раз…

Корреспондент.В то время, как вы стреляли?

Мидлоу.Нет, не когда я стрелял. Мне казалось, что в то время я делал что надо. Я не знаю. Я просто… просто я почувствовал удовлетворение после того, что я видел там раньше.