Грэм Грин - Почетный консул

Доктор Сааведра сказал с вызовом:

– Тут тесновато, но, когда я пишу, я не люблю, чтобы было слишком просторно. Пространство отвлекает. – Он смущенно посмотрел на доктора Пларра и натянуто улыбнулся. – Это колыбель моих персонажей, доктор, поэтому для всего остального мало места. Вам придется меня извинить – я не могу предложить вам льда: утром испортился холодильник, а монтер еще не явился.

– После ужина я предпочитаю виски неразбавленным, – сказал доктор Пларр.

– Тогда я достану вам бокал поменьше.

Чтобы дотянуться до верхней полки, ему пришлось встать на носки своих маленьких сверкающих ботинок. Дешевый пластмассовый абажур, раскрашенный розовыми цветами, которые слегка побурели от жары, едва скрадывал резкость верхнего света. Глядя, как доктор Сааведра с его сединой, голубовато-серым костюмом и ослепительно начищенными ботинками достает бокал, доктор Пларр был так же удивлен, как когда-то, увидев девушку в ослепительно белом платье, выходившую из глинобитной лачуги в квартале бедноты, где не было водопровода. Он почувствовал к доктору Сааведре уважение. Каковы бы ни были его книги, его одержимость литературой не казалась бессмысленной. Ради нее он готов был терпеть бедность, а скрытую бедность куда тяжелее вынести, чем откровенную. Чего ему стоило навести лоск на ботинки, выгладить костюм… Он не мог позволить себе разгильдяйства, как молодые. Даже стричься полагалось регулярно. Оторванная пуговица обнаружила бы слишком многое. В истории аргентинской литературы он, вероятно, будет помянут только в подстрочном примечании, но это примечание он заслужил. Бедность комнаты была подтверждением неутомимой преданности литературе.

Доктор Сааведра засеменил к нему с двумя бокалами.

– Сколько, по-вашему, нам придется ждать ответа? – спросил он.

– Ответа может и не быть.

– Кажется, ваш отец числится в списке тех, кого они требуют освободить?

– Да.

– Представляю себе, как странно вам было бы увидеть отца после стольких лет. Какое счастье для вашей матери, если…

– По-моему, она предпочла бы знать, что он мертв. Ему нет места в той жизни, которую она ведет.

– А может быть, если сеньор Фортнум вернется, его жена тоже не будет ему рада?

– Почем я могу это знать?

– Бросьте, доктор Пларр, у меня же есть друзья в доме сеньоры Санчес.

– Значит, она была там опять? – спросил доктор Пларр.

– Я ходил туда сегодня под вечер, и она была там. Все с ней носились – даже сеньора Санчес. Может быть, она надеется ее вернуть. Когда доктор Беневенто пришел осматривать девушек, я проводил ее в консульство.

– И она вам рассказала обо мне?

Его раздосадовала ее несдержанность, но вместе с тем он почувствовал облегчение. Он избавлялся от необходимости соблюдать тайну. В городе не было никого, с кем бы он мог поговорить о Кларе, а где же найдешь лучшего наперсника, чем собственный пациент? Ведь и у доктора Сааведры есть тайны, которые он не захочет сделать общим достоянием.

– Она рассказала мне, как вы были к ней добры.

– И это все?

– Старые друзья понимают друг друга с полуслова.

– Она – одна из тех, с кем вы там бывали? – спросил доктор Пларр.

– По-моему, с ней я был только раз.

Доктор Пларр не почувствовал ревности. Представить себе, как обнаженная Клара при свете свечи ждет, пока доктор Сааведра вешает свой голубовато-серый костюм, было все равно что смотреть с верхнего ряда галерки грустную и в то же время комическую сцену. Расстояние так отдаляло от него действующих лиц, что он мог ощущать лишь легкое сочувствие.

– Значит, она вам не очень понравилась, раз вам не захотелось побыть с ней еще раз?

– Дело не в том, понравилась мне она или нет, – сказал доктор Сааведра. – Она славная девушка и к тому же довольно привлекательная, но в ней нет того особенного, что мне требуется. Она никогда не производила на меня впечатление как личность – извините, если я выражаюсь языком критики, – личность из мира Хорхе Хулио Сааведры. Монтес утверждает, что этот мир не существует. Что он знает, сидя там, в Буэнос-Айресе? Разве Тереса не существует – помните тот вечер, когда вы с ней познакомились? Я не пробыл с нею и пяти минут, как она стала для меня девушкой из Сальты. Она что-то сказала – даже не помню, что именно. Я был с ней четыре раза, а потом мне пришлось от нее отказаться – слишком многое из того, что она говорила, не ложилось в мой образ. Мешало моему замыслу.

– Клара родом из Тукумана. Вы ничего от нее не почерпнули?