Грэм Грин - Почетный консул

– О Монтесе? Нет, такого имени не помню.

– Это молодой прозаик из Буэнос-Айреса – теперь уже не такой молодой, кажется, старше вас, годы бегут. Я помог ему опубликовать первый роман. Очень необычный роман. Сюрреалистический, но превосходно написанный. Издательство «Эмесе» его забраковало. «Сур» отклонил, и мне удалось уговорить моего издателя принять рукопись, пообещав, что я напишу о ней положительную рецензию. В те дни я вел в газете «Насьон» еженедельную колонку, весьма и весьма влиятельную. Монтес мне нравился. У меня было к нему что-то вроде отеческого чувства. Несмотря на то, что последние годы в Буэнос-Айресе я встречался с ним очень редко. Пришел успех – и у него появились новые друзья. И все же при всякой возможности я хвалил его. А теперь взгляните, что он написал обо мне. – Он вынул из кармана сложенную газету.

Это была длинная, бойко написанная статья. Темой ее было отрицательное влияние эпической поэмы «Мартин Фьерро» [поэма Хосе Рафаэля Эрнандеса (1834-1886) о тяжкой доле гаучо] на аргентинский роман. Автор делал поблажку для Борхеса, нашел несколько хвалебных слов для Мальеа и Сабато, но жестоко насмехался над романами Хорхе Хулио Сааведры. В тексте так и мелькал эпитет «посредственность», а слово «machismo» издевательски повторялось чуть не в каждом абзаце. Была ли это месть за покровительство, когда-то оказанное ему Сааведрой, за все назойливые советы, которые, вероятно, ему приходилось выслушивать?

– Да, это предательство, – сказал доктор Пларр.

– Он предал не только меня. Он предал родину. «Мартин Фьерро» – это и есть Аргентина. Мой дед был убит на дуэли. Он дрался голыми руками с пьяным гаучо, который нанес ему оскорбление. Что было бы с нами сегодня, – доктор Сааведра взмахнул руками, словно обнимая всю комнату от умывальника до писсуара, – если бы наши отцы не почитали machismo? Смотрите, что он пишет о девушке из Сальты. Он даже не понял символики того, что у нее одна нога. Представьте себе, как бы он издевался над стилем вашего письма, если бы я его подписал! «Бедный Хорхе Хулио! Вот что происходит с писателем, который бежит от своей среды и скрывается где-то в провинции. Он пишет, как конторщик». Как бы я хотел, чтобы Монтес был здесь, я бы показал ему, что значит machismo. Прямо здесь, на этом кафельном полу.

– У вас есть при себе нож? – спросил доктор Пларр, тщетно надеясь вызвать у него улыбку.

– Я дрался бы с ним, как мой дед, голыми руками.

– Ваш дед был убит, – сказал доктор Пларр.

– Я не боюсь смерти, – возразил доктор Сааведра.

– А Чарли Фортнум ее боится. Это такая мелочь – подписать письмо.

– Мелочь? Подписать такую прозу? Мне было бы легче отдать свою жизнь. О, я знаю, это невозможно понять, если человек не писатель.

– Я стараюсь понять, – сказал доктор Пларр.

– Вы хотите привлечь внимание к делу сеньора Фортнума? Правильно?

– Да.

– Тогда вот что я вам посоветую. Сообщите газетам и вашему правительству, что я предлагаю себя в заложники вместо него.

– Вы говорите серьезно?

– Совершенно серьезно.

А ведь это может подействовать, подумал доктор Пларр, есть маленькая возможность, что в такой сумасшедшей стране это подействует. Он был тронут.

– Вы храбрый человек, Сааведра, – сказал он.

– По крайней мере я покажу этому щенку Монтесу, что machismo не выдумка автора «Мартина Фьерро».

– Вы отдаете себе отчет, что они могут принять ваше предложение? – спросил Пларр. – И тогда больше не будет романов Хорхе Хулиа Сааведры, разве что вас читает Генерал и в Парагвае у вас много почитателей.

– Вы протелеграфируете в Буэнос-Айрес и в лондонскую «Таймс»? Про «Таймс» не забудете? Два моих романа были изданы в Англии. Да, еще и в «Эль литораль». Надо им позвонить. Похитители наверняка читают «Эль литораль».

Они вдвоем зашли в пустую комнату директора ресторана, и доктор Пларр набросал телеграммы. Повернувшись, он заметил, что глаза доктора Сааведры покраснели от непролитых слез.

– Монтес был мне все равно что сын, – сказал Сааведра. – Я восхищался его книгами. Они были так не похожи на мои собственные, но в них были свои достоинства… Я отдавал дань этим достоинствам. А он, как видно, всегда меня презирал. Я старый человек, доктор Пларр, так что смерть все равно от меня не так уж далека. История человека, рассказанная мной директору, – человека, который сюда врывается, должна была лечь в основу моего нового романа, я собирался назвать его «Незваный гость», но, вероятно, он так и не будет дописан. Даже когда я задумал роман, я знал, что это скорее его тема, а не моя. Когда-то я давал ему советы, а теперь, как видите, собрался ему подражать. Подражать – право молодости. Я предпочту смерть, но такую, какую даже Монтес должен будет уважать.