Маргарет Этвуд - Лакомный кусочек

На лестнице появился Питер, и она задумчиво улыбнулась ему. Нахмуренный лоб и упрямо выставленный подбородок означали, что он все еще сердит. Костюм вполне соответствовал сердитому настроению: строгий, хорошо сшитый пиджак, довольно официальный, но зато галстук пестрый, с преобладанием мрачного коричневого цвета.

— Что все это зна… — начал он.

— Питер, пойди в гостиную и посиди минутку, ладно? Я приготовила тебе сюрприз. А потом мы поговорим, если захочешь, — она снова улыбнулась.

Он был настолько озадачен, что позабыл о необходимости хмуриться; должно быть, он ожидал, что она станет смущенно извиняться. Однако он послушно ушел в гостиную и сел на диван. Мэриан на минуту задержалась в дверях и с нежностью поглядела ему в затылок. При появлении настоящего, реального, солидного Питера страхи, мучившие ее накануне, начали казаться ей глупой истерикой, а побег к Дункану — дурацкой попыткой улизнуть. Она уже не помнила, как выглядит Дункан. Питер вовсе не был ее врагом, он был самым обычным человеком, ничем не хуже других людей. Ей захотелось погладить его по голове, успокоить, сказать, что все будет в порядке. Если уж кто-то из них ненормален, так это Дункан.

И все же, глядя Питеру в спину, она почувствовала что-то зловещее в том, как он держит плечи. Должно быть, он сложил руки на груди. А лицо, которого она не видела сейчас, могло выражать бог знает что — могло даже принадлежать другому человеку. Будущие убийцы тоже носят одежду из хорошего материала, а под одеждой у них тоже настоящие, вполне обыкновенные тела; завтра газеты могут написать еще об одном маньяке, который, сидя у окна, поджидал случая подстрелить прохожего, — но ведь еще вчера ты, может быть, встречала этого маньяка на улице. Или других таких маньяков. Посмотришь днем: сидит он на диване, вполне нормальный; но это ничего не значит. Стоит поверить внешнему облику, принять его за истинную суть — и заплатишь дорогой ценой.

Она ушла на кухню и, взяв свой торт, бережно и уважительно, словно икону или корону на подушке, внесла его в гостиную. Опустилась на колени, поставив поднос на кофейный столик перед Питером, и сказала:

— Ты ведь хотел меня уничтожить, правда? Хотел меня съесть. Но я предлагаю тебе съесть вместо меня вот эту женщину — она гораздо вкуснее. Ведь правда, ты все время точил на меня зуб? Я принесу тебе вилку, — прозаично закончила она.

Питер уставился на торт, потом на Мэриан. Она смотрела на него без тени улыбки, и он снова опустил глаза.

В глазах его был страх. Он отнюдь не считал, что это глупая шутка.

Он отказался от чая и почти сразу ушел — разговора не получилось, Питеру было явно не по себе и хотелось поскорее исчезнуть — а Мэриан подошла к кофейному столику и посмотрела на свой торт. Итак съедобная женщина — лакомый кусочек — уцелела: символическая трапеза не состоялась, зеленые глаза с серебряными зрачками хранили загадочно-насмешливое выражение, а тело, навзничь лежавшее на блюде, имело чрезвычайно аппетитный вид.

И Мэриан внезапно ощутила голод. Зверский голод. В конце концов, торт — это всего лишь торт. Она подхватила блюдо, отнесла его на кухню, нашла вилку. «Начну с ног», — решила она.

Положив первый кусок в рот, она прислушалась к своим ощущениям. Они были странные, но очень приятные. Приятно снова ощущать вкус пищи, жевать ее, проглатывать. Торт безусловно удался. Пожалуй, можно было положить больше лимона.

Она еще наслаждалась тортом, но уже начала грустить по Питеру, — так грустят по ушедшей моде, видя унылые ряды старых костюмов в салонах Армии спасения. Она представила себе картинку: Питер, стоящий в изящной позе посреди элегантно оформленной витрины, со старинными подсвечниками и портьерами и с чучелом льва; Питер безукоризненно одет, в руке держит стакан, а ногу поставил на голову льва; глаз Питера закрыт черной повязкой, на боку висит револьвер; вокруг картинки вьется золотой узор, а над левым ухом Питера блестит кнопка. Мэриан задумчиво облизала вилку. Да, на такой картинке Питер смотрелся бы великолепно.

Она уже съела ноги до колен, когда внизу раздались шаги. По лестнице поднимались двое. И вот в дверях появилась Эйнсли, а за ней — кудлатая голова Фишера. На Эйнсли было все то же зеленое платье, сильно помятое. Да и сама Эйнсли не блистала свежестью: лицо ее осунулось, а живот за последние сутки стал гораздо заметнее.

— Привет, — сказала Мэриан, весело махнув вилкой. Затем подцепила очередной кусок розовой ноги и положила его в рот.