Маргарет Этвуд - Лакомный кусочек

— Конечно, ты именно так и думала, и я заранее знал, что тебе этого захочется. Я люблю приглашать людей в мой вымышленный мир и обычно с удовольствием принимаю ответные приглашения погостить. Но только погостить, а не навеки поселиться. Да, мне вчера было хорошо. Не хуже, чем обычно.

Она тотчас поняла — его последняя фраза отсекла ее иллюзии, точно нож, разрезающий масло. Значит, она была не первой. Напрасно она думала, что выступает в роли сестры милосердия, и искала для себя последнюю опору в этом придуманном образе. Образ сестры милосердия в накрахмаленном халате расползся, как мокрая газета. У Мэриан не осталось сил даже на то, чтобы рассердиться. Как ее провели! И поделом ей, дуре! Впрочем, полежав на снегу несколько минут и поразмыслив, глядя в пустое небо, она поняла, что от этого открытия ничего, собственно говоря, не изменилось; и не исключено, что последнее признание Дункана — такая же ложь, как и все предыдущие!

Она села, отряхнула снег с рукавов. Пора было действовать,

— Ну ладно, ты пошутил в свое удовольствие, — сказала она. Пусть гадает, поверила она ему или нет. — А теперь и мне надо что-то решать.

Он ухмыльнулся.

— Вот и решай. Только не проси, чтобы я тебе помогал. Тебе действительно пора что-то предпринять. Беспричинное самоистязание в конце концов надоедает. Ты забрела в тупик, который сама для себя придумала; сама и выбирайся из него. — Он встал.

Мэриан тоже встала. До сих пор она сохраняла спокойствие, но теперь почувствовала, как подступает отчаяние. Это было почти физическое ощущение, похожее на озноб после инъекции.

— Дункан, — сказала она, — ты не мог бы пойти вместе со мной и поговорить с Питером? Я боюсь, что не сумею ему объяснить, я даже не знаю, что сказать. Он не поймет меня…

— Ну нет, — ответил он, — даже не проси. Я тут совершенно ни при чем. Я не пойду. Неужели ты не понимаешь, что это чревато крупными неприятностями? Я имею в виду — для меня.

Он сложил руки на груди.

— Ну, пожалуйста, Дункан, — попросила она, зная, что он все равно не согласится.

— Нет, — отрезал он, — это невозможно. — Он обернулся и поглядел туда, где они лежали: на снегу остались глубокие вмятины. Он шагнул к ним и ногой разровнял снег.

— Пошли, — сказал он, — я покажу тебе, как выйти в город.

Они выбрались на дорогу и поднялись по ней на вершину холма. Внизу было широкое шоссе, постепенно поднимающееся вверх, и, поглядев вдоль шоссе, Мэриан увидела мост, по которому двигался поезд. Она узнала этот мост и поняла, где они находятся.

— Неужели ты даже до метро со мной не дойдешь? — спросила она.

— Нет. Я пока останусь здесь. А тебе пора идти. — Тон у него был совсем отчужденный. Он отвернулся и пошел прочь.

Мимо Мэриан летели автомобили. Она оглянулась только однажды, на полпути к мосту, и думала, что не увидит Дункана, что он уже исчез, растворился; но Дункан все еще стоял у края оврага и глядел в пустую воронку.

Войдя к себе, Мэриан попыталась отделаться наконец от прилипшего к телу платья, но не успела она справиться с молнией, как зазвонил телефон. Нетрудно было догадаться, кто звонит.

— Алло, — сказала она.

Голос Питера был ледяным от гнева.

— Мэриан, черт побери, где ты была? Я обзвонил весь город.

Чувствовалось, что у него похмелье.

— Где я была? — повторила она с деланной небрежностью. — Я уходила. Меня не было дома.

Он вышел из себя.

— А почему ты, черт возьми, сбежала? Ты мне испортила весь вечер. Исчезла как раз в тот момент, когда я захотел сделать групповой портрет. Пришлось снимать без тебя. Ясно, я не стал ползать по комнатам и заглядывать во все углы, пока квартира была полна гостей; но, когда они уехали, я все облазил. Мы с твоей подругой Люси сели в машину и стали ездить по улицам, раз десять звонили к тебе домой и ужасно беспокоились. Хорошо, что она согласилась поехать со мной. К твоему сведению, на свете еще остались не совсем равнодушные женщины…

«Еще бы!» — подумала Мэриан, испытав мгновенный укол ревности при воспоминании о Люси и ее серебристых веках. Но вслух она сказала:

— Питер, пожалуйста, не расстраивайся. Я просто вышла на улицу подышать воздухом и встретила знакомого, вот и все. Не из-за чего расстраиваться. Ничего страшного не случилось.

— Ничего страшного! — сказал он. — Бродишь ночью одна по улицам, а мне советуешь не расстраиваться! Тебя могли изнасиловать! Если ты о себе не думаешь — бог свидетель, это уже не первый случай, — то могла бы хоть раз в жизни подумать о других! Могла хотя бы сказать мне, куда ты идешь. Твои родители звонили — они с ума сходят от беспокойства: пришел автобус, а тебя в нем нет! И я даже не знал, что им сказать.