Карлос Фуэнтес - Край безоблачной ясности

— Бетина на редкость хороша. Кто бы мог подумать, что эта девушка, пользующаяся таким успехом в столице, остановит свой выбор на одном из наших юношей, правда, подающем блестящие надежды.

— Родная земля зовет, донья Асунсьон. Недаром отец Бетины тоже родом из Гуанухуато. Отсюда он и уехал искать счастья.

— Какая прелестная пара!

— И дон Роберто богатейший человек, миллионер. Подумайте, как повезло Хайме! Теперь он, как только защитит диплом, сможет поехать в Мехико, и там дон Роберто поможет ему стать на ноги. Решительно, они оба выиграли в лотерею, оба!

Все вечера для них были слишком коротки. Сперва они, взявшись за руки, гуляли по Пасео-де-ла-Преса; потом, обнимая друг друга за талию, углублялись в лиловый сумрак узких переулков; наконец, сидели в машине Бетины, блестя глазами и без конца повторяя одни и те же слова, избитые и каждый раз произносимые впервые, за которыми шел пролог к молчанию:

— Тебе хорошо, любовь моя?

— Да, Хайме…

— Тебе не мешает дым сигареты?

— Нет, клянусь тебе, мне хорошо…

— Действительно хорошо?

Пролог к молчанию, когда их губы сливались, и Хайме сквозь рубашку чувствовал грудь Бетины.

Быстро летели ночи юной любви. Животное тепло, горько-сладкая плоть, мгновения вне времени, которые хочется удержать навсегда:

— Навсегда, Бетина?

— Навсегда, Хайме, любовь моя, любовь моя!

— Жизнь моя! Я хотел бы усыпать звездами твои волосы…

— Не говори, Хайме; обними меня…

И звезды усыпали волосы Бетины, и влюбленные падали в объятия друг к другу, и он чувствовал ее дрожащие руки у себя на затылке, а она его пальцы, впивавшиеся в ее спину и легким прикосновением пробегавшие по ее талии, рукам, ложбинке между грудями. Вечера были по-провинциальному тихие, как им хотелось, — разве только на пианоле снова и снова проигрывалась их любимая пластинка:

когда они, едва передвигая ноги, танцевали в пустом баре, и Бетина ловила ухом страстное дыхание Хайме.

Только по воскресеньям Бетина менялась; когда они приходили на традиционный файф-о-клок с танцами в ресторане отеля, Бетина отделялась от Хайме, с которым — как ему хотелось думать и чувствовать, — она составляла до этого единое целое. Тогда Бетина, иная Бетина, демонстрировала свои туалеты одновременно строгого и вызывающего покроя, выделявшиеся среди одинаковых тюлевых платьев местных девиц, высокомерно поднимала брови, кичась своей столичной элегантностью, и слово «вульгарно» то и дело слетало с ее губ и читалось в ее взгляде. Тогда ей нравилось танцевать с шиком, выделывая сложные па на зависть неловким провинциальным парам.

— В Париже мы останавливаемся в отеле «Крийон», — говорила она Хайме более громким голосом, чем обычно. — Папа говорит, что через него прошла вся история Франции. Представь себе, на этой самой площади стояла гильотина.

Хайме чувствовал, что она не такая, как всегда, но не переставал восхищаться ею и радоваться ощущению независимости от провинции, которое и он выказывал бы, будь у него возможности Бетины.

В начале июня Бетина должна была вернуться в Мехико. Они условились, что, как только Хайме защитит диплом, он тоже приедет туда, и тогда они все решат.

Диплом Хайме оказался не столь блестящим, как все ожидали. Он с тайным удовлетворением повторял про себя, что на то были причины: долгие ночи без сна, ежедневные длинные письма, постоянное ощущение жара в груди.

На вокзале Буэнависта его ждала девушка его мечты, с пепельными волосами и томными движениями. Бетина помахала ему рукой, но от Хайме не укрылась досадливая гримаса, промелькнувшая на ее лице. Он сошел с поезда в своей воскресной черной тройке с гвоздикой в петлице и побежал обнять ее.

— Нет, Хайме, не сейчас. Нас видят люди.

В желтой «МГ» с откидным верхом, обдуваемые ветром, ворошившим им волосы, они поехали на улицу Милан, где находился пансион, который рекомендовали Хайме.

— Поразмысли о том, что мы будем делать, Хайме. Что ты предпочитаешь? Гольф, теннис, верховую езду?

— Ты ведь знаешь, я не спортсмен, Бетина. Занятия, литература…

— Ну, это мы исправим. Выбери поскорей. Я заеду за тобой в девять вечера. Да, кстати! А нет у тебя нет столь торжественного костюма, в английском вкусе? Знаешь, элегантного, но удобного. И послушай, здесь не носят цветы в петлице.

— Не знаю… надо будет купить… Может быть, ты мне поможешь найти то, что нужно…

— О’кей. Договорились. Чао, любовь моя. До вечера!