Елена Артамонова - Исповедь Дракулы

– Исправить ошибку?

– Да. Я привел Матьяша на престол, я и должен закончить его карьеру.

Пастельные оттенки зеленого неповторимым узором расцветили горы. Молодые, только что распустившиеся листочки соседствовали с темной зеленью елей, белым кружевом на их фоне выделялись рощицы дикой черешни. Окрепшая от таянья снега река стремительно несла мутные коричневые воды по каменистому руслу. Лепестки росших вдоль берега яблонь, кружась, падали в речку, их подхватывал стремительный поток и уносил вниз по течению. Так судьба срывает со своего места людей и забрасывает их в дальние дали, откуда невозможно вернуться…

Двое мальчиков играли на берегу реки, их звонкие голоса сливались с шумом неутомимого потока. Они были счастливы. Они не знали бед и несчастий, им казалось, что впереди их ждет бесконечная счастливая жизнь.

– Раду! Иди скорее сюда… Видишь, среди камней сверкает чешуя?

– Где, Влад? Покажи мне рыбку!

– Смотри внимательнее… Нет, поздно, уплыла…

Белые лепестки падали в воду, смеялись мальчишки, но внезапно небо начало чернеть, цветы обратились в черные лоскутки пепла, а сама река постепенно наливалась кровью, становясь ярко-алой. Поток вышел из берегов, сметая все на своем пути, он подхватил двух мальчишек, унося их все дальше от родного берега.

– Раду!

– Влад!

Но их голоса заглушил рев алых волн…

Раду открыл глаза. Он чувствовал на губах солоноватый привкус слез. Ему редко являлся во сне брат, и каждый раз сновидения начинались безмятежной идиллией, а затем оборачивались кошмаром. Князь Валахии Раду Красивый лежал, уставившись в потолок, вспоминая прошлое и думая о том, как иначе могла бы сложиться его жизнь. Мог ли он отказаться от валашского престола, по праву принадлежащего старшему брату? Что было бы, если, получив свободу, он не остался в Турции, а вместе с Владом уехал на родину? А как бы поступил он, Раду, если бы в 1462 году ему удалось захватить в плен брата? Ответа не было. Точнее, Раду избегал его, опасаясь заглядывать в бездну, разверзшуюся в душе.

«А вот Влад пощадил бы меня, попади я в его руки, – неожиданно понял Раду, представив большие печальные глаза брата. – Он взял бы с меня слово и отпустил на все четыре стороны. Он великодушен и умеет прощать. Потому – он в тюрьме, а я на престоле. Каждый сражается за своего Бога, из-за этого гибнут тысячи и кровь течет рекой, но никто не спрашивает, есть ли вообще Всевышний? Наверное, есть, но ему нет никакого дела до жалких червей, копошащихся в кровавой грязи».

Новый день начался. Поднявшись с постели, князь подошел к окну, рассматривая пробуждающийся город. Большую часть времени Раду проводил в Бухаресте, как теперь все чаще называли новую крепость на Дымбовице. Судьба смеялась над людьми, – Влад заложил цитадель, стремясь обеспечить тылы для войны за Дунаем, а Раду понравилась крепость из-за того, что она располагалась поблизости от границы Османской империи. К тому же новый князь Валахии не хотел лишний раз посещать Тырговиште. Хотя жуткие следы «братской встречи» были давным-давно уничтожены, всякий раз, подъезжая к столице, Раду как наяву видел тысячи насаженных на колья трупов и ощущал смрад, поднимавшийся над мертвым городом.

С Бухарестом все сложилось иначе – это был новый город, пока не успевший обзавестись своими тайнами и проклятиями. Раду, как и Влад, любил это место и не жалел денег на его благоустройство. Оба сына Дракула связывали с этим городом надежды на лучшее будущее, но каждый видел его по-своему…

Новая война была не за горами. Раду методично, почти каждый год атаковал соседнюю Молдову, пытаясь сбросить с престола Штефана. Валашский князь не только выполнял волю султана – он надеялся, что, захватив Молдову и объединив ее с Валахией, получит большие возможности для маневров, станет сильнее. Раду не хотел быть игрушкой в чужих руках, но понимал, что пока не может обходиться без помощи Османской империи.

А Бухарест уже проснулся, нежные лучи утреннего солнца озарили берега Дымбовицы, и это утро было напоено благодатью и светлым покоем…

Даже сонный покой библиотеки не мог унять бушевавший в душе гнев. Человек, которого называли наместником Бога на Земле, сознавал свое бессилие, и это доводило его до исступления. Как пышно и торжественно был обставлен поход против османов, начавшийся прошлой весной! Его святейшество лично отпустил грехи всем участникам богоугодного дела, все верили в скорейшую победу и не сомневались в успехе. А недавно участники кампании, возглавлявшейся кардиналом Неаполитанским, вернулись в Рим… С собой они привезли военные трофеи – двадцать пять пленных турков и двенадцать верблюдов. Встреча была настоящим «триумфом» – военную добычу провели по улицам Вечного города, вызвав восторг у многочисленных зевак. От этих воспоминаний лицо Сикста IV исказила гримаса гнева, и не в силах больше сдерживаться, он саданул кулаком по отделанному флорентийской мозаикой бюро.