Марсель Байер - Летучие собаки

Наверно, лучше забраться в одну кровать, будет не так страшно. Все сползают вниз, со своими зверюшками и одеялами. Как же тепло вместе, какое сплетение рук и ног! Рукав моей ночнушки насквозь промок от Хольдиных слез.

— Только не бойтесь. Фюрер обязательно разобьет врагов. Поэтому-то на улице и стреляют так громко.

На моей груди неподвижно лежит горячая голова Хайде, и когда все снова засыпают, мы по-прежнему в оцепенении глядим в потолок. А вдруг господин Карнау нас отсюда вызволит? Если уж мама и папа ничего не предпринимают, то он — единственный, кто может помочь.

Утром нас будит папа, его кожа еще хуже, чем обычно. Кажется, он тоже мало спал. Родители уединяются в соседней комнате, хотят поговорить. Но если хорошо прислушаться, все равно понятно, о чем они. Папа спрашивает маму, что она застала дома, когда туда вернулась. Мама вне себя:

— Ты даже себе не представляешь! Все разорено, все до одной комнаты. На коврах слой грязи, их и не видно, затоптаны напрочь. И в этом хаосе найти что-то для детей… Прислуга давно разбежалась, они просто бросили дом, прихватив с собой все, что могли. Теперь там размещается фольксштурм. Сначала они вообще не хотели пускать, парень лет четырнадцати стоял на карауле и тыкал в меня фаустпатроном. Только вообрази, всего четырнадцать лет, и уже солдат. Ребенок, как наша Хельга. Да куда такому гранатомет? Ведь он даже не знает, как с ним обращаться.

Папа на это ничего не говорит. Или говорит так тихо, что не разобрать. Снаружи снова гремят орудия. Малыши играют в коридоре, словно за ночь уже привыкли к грохоту. Только Хайде нельзя со всеми, она лежит в постели, потому что температура еще не спала. Вдруг снова доносится ясный папин голос, он чуть не кричит:

— О чем еще, к черту, заботиться? Ты представляешь, какое настроение там, внизу? Полная безнадега, так долго продолжаться не может. Нервы у фюрера вконец сдали. Ты вообще понимаешь, как мы все от этого страдаем?

Наверху разрывается граната. Папины слова тонут в грохоте. Или он делает паузу, когда очень шумно. Следующее, что я слышу: «Шоколад». Папа как остервенелый ревет: «Шоколад!»

Что бы это значило? В бункере есть шоколад? А нам нельзя плитку? Мы поделим ее справедливо. В коридоре малыши радостно кричат:

— Господин Карнау идет, господин Карнау идет!

Господин Карнау смотрит на меня:

— Что, Хельга, думу думаешь?

— Не знаю. Какое сегодня число?

— Сегодня вторник? Тогда двадцать четвертое апреля.

— Можно вас кое о чем попросить?

— Ну конечно.

— Скоро у Хедды день рождения, пятого мая, но у нас пока ничего для нее нет. Папа только что говорил о шоколаде, плитка шоколада была бы действительно замечательным подарком. Может, вы посмотрите, вдруг где-нибудь найдется?

— Надо хорошенько принюхаться или разок пошарить на кухне.

— Но Хедда ничего не должна узнать, иначе не получится сюрприза.

— Я не пророню ни звука. — Господин Карнау улыбается. Он единственный, кому можно доверять тайны.

— Москиты! — визжит Хедда. Мама испуганно оглядывается.

— Там москиты!

— Москиты? Здесь они нам нестрашны.

— Но мама, сама посмотри, вон они летают, под дверью.

Действительно, в корицоре маленькие черные мушки. Мама успокаивается:

— Ах, ты имеешь в виду вон тех пестрокрылок!

— Да, москитов.

— Это не москиты. Москиты кусаются. А эти не умеют.

— Но их здесь целый рой, жужжат вокруг.

— Они с кухни, Хедда. Пестрокрылки ничего тебе не сделают.

Мама думала, Хедда про самолеты. С облегчением вздохнув, она обращается к остальным:

— Наверно, проголодались? Хотите перекусить?

— Да, немножко.

Хольде спрашивает:

— Мама, а на обед будет земляника?

— Нет, к сожалению, здесь нет земляники. К тому же лето еще не наступило.

— А как было бы замечательно.

— Да, было бы замечательно. Может, попозже, когда снова выберемся отсюда. Но мы и сейчас найдем что-нибудь вкусненькое.

Пока мама готовит на кухне, нам приходится сидеть в комнате. Кажется, здешняя повариха не любит болтающихся под ногами детей. Взрослые встают поздно, и когда мы обедаем, в столовой только убирают после завтрака. «Они работают до поздней ночи, — объясняет мама, — и потом, естественно, спят до обеда». А пока все спят, мы должны вести себя тихо, так же как во время их полуденного, вернее, вечернего сна. С ума сойти! Только иногда нам разрешается спуститься на нижний этаж, если взрослые бодрствуют, а так — нет. Ночью же, когда все на ногах, спим мы.