Хуан Марсе - Чары Шанхая

— Да, сеньора!

— И как весело нам всем вместе! Ну, признайся, что всем вместе нам очень хорошо!

— Да, сеньора, действительно очень хорошо.

— Я очень рада. — Она вздохнула. — Моя девочка не должна оставаться в одиночестве. Посмотри только на эти проклятые чулки, теперь их не заштопаешь! А на дворе холод собачий… — Она смолкла, и мне показалось, что ей хотелось еще немного посидеть на ступеньке. Потирая ушибленную коленку, она заметила мои серые шерстяные перчатки, взяла меня за правую руку и крепко прижала мою ладонь к дырке на чулке, к оцарапанной коже. — Ты позволишь? Как тепло, так намного легче!.. Какие чудесные перчатки. Тебе их мама связала?

— Нет. Сеньора Конча.

— Знаешь, есть руки, которые согревают, стоит только на них посмотреть! — Она легонько потерла коленку, опустив ресницы. Когда она снова подняла голову, ее голубые глаза весело моргали. — На самом деле все, что нам нужно в жизни, — это чуточку тепла, когда холодно. И больше ничего. Разве нет? «Эта сеньора Анита совсем пьяна», — вот что ты сейчас думаешь, ведь правда? — Она отложила туфлю и уселась поудобнее. — Знаешь, что я тебе скажу? Нет такого несчастья, которое бы длилось вечно… Ай, моя коленка!

— Позвольте, я провожу вас до дома.

— Не надо, я уже пришла…

Но она заметно прихрамывала и в конце концов согласилась, чтобы я ей помог, и взяла меня под руку. Прежде чем открыть калитку в сад, она постаралась успокоиться, бегло глянула в карманное зеркальце, взбила золотые кудри и, пройдясь ярко-красной помадой по губам, попросила не говорить сеньору Форкату, как она себя вела. Оказавшись за оградой, она улыбнулась:

— Если когда-нибудь придешь в «Мундиаль», а меня там не будет, скажи билетерше, что ты мой друг, и тебя пропустят бесплатно.

— Спасибо, сеньора Анита.

Я был всего лишь одним из них, да и то не самым отчаянным. Я никогда не носил за пазухой пистолет, моим оружием были перья и чернила. Я подчищал, переправлял и подрисовывал числа и имена с помощью бритвы и всяких других, порой весьма неожиданных инструментов. Одним словом, я подделывал документы и подписи, давал новые имена, менял личности; я делал их опасными злодеями, но сам был обычным человеком. Об их лихих приключениях мне приходилось только мечтать.

Ким пересекает границу и прибывает в Барселону дождливой ночью в конце апреля. Он едет к родителям Дениса, чтобы передать им письмо и часть суммы, полученной в Тулузе; остальные деньги предназначаются Кармен, которая берет их без особой радости. Эта молодая женщина лет двадцати четырех, измученная трудом, одиночеством и бесконечным ожиданием, смотрит на Кима почти с ненавистью: его приезды всегда были источником тревог и волнений, он неизменно приносил с собой дурные вести — вот и на этот раз она слышит о столкновении с пограничниками и ранении Дениса. До каких пор будут длиться все эти беды? К чему столько жертв, столько смертей? Когда прекратится этот кошмар? Ким все понимает и говорит (уже не в первый раз он признался в этом и мне после одного шумного собрания в Париже), что тоже устал от этой бесконечной борьбы неизвестно за что.

Желая приободрить ее, Ким рассказывает о планах Дениса: дела у него складываются успешно и, возможно, настало время, когда она может наконец послать подальше этот опостылевший город, забрать малыша и перебраться к нему. «Я могу взять вас с собой на обратном пути, дня через три, — говорит он, — переход через границу — дело непростое, но у нас будет хороший проводник». К его удивлению, предстоящее путешествие не радует Кармен: быть может, теперь уже слишком поздно, Денис для нее мертв. Она обнимает сынишку и задумывается… Представьте: за окном дождливая ночь, все трое сидят возле пылающего очага, старики ушли спать сразу после ужина, а мальчик никак не может уснуть, и мать держит его на руках; широко открыв глаза — так же, как вы сейчас, — он с восторгом слушает рассказ Кима, верного друга его отца, явившегося сквозь ночь и страх оттуда, где непременно закончатся страдания и беды его матери; и так же внимательно и безмолвно слушает его красавица Кармен, неграмотной девушкой приехавшая из Малаги в самый разгар войны… Я не знаю подробностей, но Киму все-таки удается ее уговорить: он заверяет, что много раз благополучно переправлял детей во Францию. Несколько лет назад, организовав первую вооруженную группу Конфедерации, [13] Речь идет о Национальной конфедерации труда (HKT) — профсоюзном центре анархосиндикалистского толка, многие активисты которого эмигрировали после победы Франко. он часто переходил границу и почти каждый раз возвращался с кем-то из детей эмигрантов. В последний раз он переправил двух ребятишек восьми и двенадцати лет, сыновей командира-республиканца, погибшего в концлагере Маутхаузен. «Почему же в таком случае, — спрашивает Кармен, — ты до сих пор не забрал к себе собственную жену и дочь?» — «Как бы они пережили эти годы, — отвечает он, — когда я сражался в Сопротивлении и все время переезжал с места на место? Сейчас другое дело, но моя дочь больна…»