Амели Нотомб - Гигиена убийцы

— А вы этого не знали?

— Но он же писал замечательно.

— Кое-кто из вашей журналистской братии тоже пишет замечательно. Но владеть пером недостаточно, чтобы именоваться писателем.

— Неужели? А что еще нужно?

— Многое. В первую очередь — крепкие муди. Обратите внимание, я говорю о внеполовой категории и могу привести тому доказательство: муди есть и у иных баб. Их мало, но все-таки: возьмите Патрицию Хайсмит.

— Удивительно, что такой серьезный писатель, как вы, любит книги Патриции Хайсмит.

— Почему же? Ничего удивительного. Если вчитаться — эта особа ненавидит людей так же, как я, а женщин особенно. Чувствуется — она пишет не для того, чтобы быть принятой в гостиных.

— А Сартр? Он писал, чтобы быть принятым в гостиных?

— Еще бы! Я не был с ним знаком, но читал его писания — этого достаточно, чтобы понять, как пылко он любил гостиные.

— Такое с трудом укладывается в голове, когда речь идет о человеке левых взглядов.

— А что такого? По-вашему, левые не любят гостиных? А я думаю, наоборот, они их любят больше, чем кто-либо. Это естественно: будь я всю жизнь простым рабочим, наверно, тоже мечтал бы о гостиных.

— Вы чрезмерно упрощаете: не все левые — пролетарии. Среди них есть и выходцы из достойнейших семей.

— Неужели? В таком случае им нет оправдания.

— Не грешите ли вы стихийным антикоммунизмом, господин Тах?

— Не страдаете ли вы преждевременным семяизвержением, господин журналист?

— При чем здесь это?

— Я тоже думаю, что ни при чем. Так что вернемся к нашим мудям. Это для писателя самое главное. Писатель без мудей ставит свое перо на службу лжи. Вот вам пример: возьмем писателя, владеющего пером, дадим ему тему. Если у него крепкие муди — получится «Смерть в кредит». Если нет — выйдет «Тошнота».

— Вам не кажется, что вы все-таки несколько упрощаете?

— Это мне говорите вы, журналист? А я-то по доброте душевной старался придерживаться вашего уровня!

— Никто не требовал от вас такой жертвы. Я прошу всего лишь дать методически точное определение тому, что вы называете «мудями».

— Зачем? Неужто вы, чего доброго, собрались состряпать популярную брошюру обо мне?

— Нет, что вы! Я просто хочу, чтобы мы с вами хоть мало-мальски поняли друг друга.

— Ясно, этого я и боялся.

— Ну пожалуйста, господин Тах, упростите мне задачу, что вам стоит?

— Имейте в виду, юноша, я терпеть не могу упрощений; а вы к тому же просите меня упростить себя самого — и ждете ответного энтузиазма?

— Да не прошу я вас упрощать себя самого! Дайте мне всего-навсего самое простенькое определеньице этих ваших «мудей»!

— Ну ладно, ладно, не плачьте. Что вы за народ такой, журналисты? До чего все чувствительные!

— Я слушаю вас.

— Так вот, к вашему сведению, муди — это способность индивидуума к сопротивлению окружающей лжи. Вполне научно, правда?

— Дальше?

— Надо ли говорить, что есть они у очень немногих. А уж число людей, владеющих пером и обладающих вдобавок этими самыми мудями, и вовсе ничтожно. Поэтому так мало на свете писателей. Тем более что требуются и некоторые другие качества.

— Какие?

— Например, елдак.

— Где муди, там и елдак, — логично. А определение елдака?

— Елдак — это способность к творчеству. Немного на свете людей, действительно способных творить. Большинство всего лишь списывают у предшественников, талантливо или не очень — другой вопрос, причем зачастую предшественники, в свою очередь, сами у кого-то списывали. Бывает и так, что при великолепном владении пером есть елдак, но нет мудей, — Виктор Гюго, например.

— А вы?

— Я, может быть, и смахиваю на евнуха, но елдак у меня что надо.

— А Селин?

— О, у Селина есть все — гениальное перо, железные муди, отменный елдак и прочее.

— Прочее? А что же еще нужно? Анус?

— Ни в коем случае! Анус оставим читателю, чтобы было куда вставлять, а писателю он ни к чему. Нет, что еще необходимо — губы.

— Я не решаюсь спросить, о каких губах идет речь.

— Ну, вы и пошляк! Я говорю о губах, предназначенных, чтобы закрывать рот! Каждый понимает в меру своей испорченности!

— Ладно, а определение губ?

— Губы играют две роли. Во-первых, они превращают слово в чувственный акт. Вы никогда не задумывались, что сталось бы со словом, не будь губ? Это было бы что-то холодное, сухое и невыразительное, как речь судебного исполнителя. Но еще важнее вторая роль: губы призваны закрывать рот, дабы не было сказано что не надо. И у руки есть свои губы, которые не дают ей писать что не надо. Необходимость их трудно переоценить. Иные писатели, наделенные и талантом, и мудями, и елдаком, загубили свое творчество только потому, что говорили, когда следовало промолчать.