Валентина Гончаренко - Рассказы бабушки Тани о былом

Похоронили Леню как солдата, погибшего в бою, отдав честь залпом из армейских карабинов. Попрощаться с ним пришел весь поселок, могилу завалили цветами. Когда приготовились опускать гроб в яму, Лиза упала на его обтянутую кумачом крышку и истошно, душераздирающе завыла:

— Прости нас, братик родненький, прости за ради Христа! Не сразила тебя фашистская пуля, не сгорел ты в танке, наши молитвы хранили тебя, живым ты вернулся с войны!.. И сгинул здесь, дома, возле нас с матерью!.. Не уберегли мы тебя!.. Ох, не уберегли от нечистой силы, от проклятого семени бесовского!.. Будь она проклята, нечистая сила!.. Будь проклята с их богатством, с их завистью и злобой!.. Будь проклята!.. Будь проклята!..

С обезумевшими глазами, растрепанная, Лиза колотилась головой о крышку гроба и обеими руками рвала на себе волосы. Женщинам она не далась. Ее с усилием оттащили солдаты из военкомата. Она продолжала биться о землю, свалившись ничком. Рядом с нею упала мать от сердечного приступа. Лейтенант, мой незадачливый кавалер, с товарищем ее тут же на военкоматском джипе отвезли в больницу. Она только на полгода пережила сына. Военкоматские работники не оставили Лизу в беде. Общее горе сблизило их. Артиллерийский офицер, гулявший с нами на злополучном вечере, стал ее мужем. Они поселились в той квартире, которую обустраивал Леня.

Когда хоронили Леню, Маша лежала в больнице с сильным нервным потрясением. Через полтора месяца выписалась и тут же уехала из поселка. Устроилась бухгалтером на шахту, родила девочку, которая, подросши, стала сильно походить на Леню. Молодость взяла верх над горем. Веселая певунья и домовитая аккуратистка, Маша всегда была на виду. Вышла замуж. Неудачно. Уехала подальше. Дважды еще пыталась создать семью, и дважды не склеилось. Родила двух сыновей от разных отцов, и с тремя детьми она больше не решилась ни с кем соединять свою судьбу. Леня перекрыл ей дорогу. Работала, в одиночку растила детей, поставила всех на ноги, в поселок приезжала только однажды, на похороны мамы, с Лизой сходила на могилу Лени, постояла возле нее, тихо плача, и попрощалась навсегда…

Проводить Нюшку в последний путь никто из братьев не пожелал. Тименчиха упросила старого армянина сколотить гроб, а снесли его на кладбище и зарыли могилу курды, получившие за это пачку кредиток. Хоронила и поминала Нюшку одна мать. В поминальные дни она приходила на кладбище одна, оставляла на могилке дочери пироги, яйца, обжаренные куски мяса и щедро посыпала ее зерном, чтоб хоть птицы наведывались к ней. Кто-то из озорников выломал и унес крест, а вместо него воткнул сухой сук. Каждый из сельчан, проходя мимо, старался непременно плюнуть на могильный холмик, под которым упокоилась исковерканная, испохабленная, несчастная Нюшкина судьба. Без ограды, без креста, он быстро сравнялся с землей, когда Тименчиху забрала к себе меньшая дочь.

А могила Лени с пирамидкой, увенчанной красной металлической звездой, всегда ухожена. Красивая оградка серебристо блестит, столик и скамейка возле него покрашены зеленью, на пирамидку надет венок из ярких цветов и листьев, вырезанных из тонкой жести и окрашенных маслеными красками разных оттенков. И почти круглый год — живые цветы в нескольких банках.

Сгинули в безвестность и Нюшкины дочки. Тишка посадил племянниц в кузов грузовой машины и отвез в горный колхоз, где когда-то они жили. Там он втолкнул продрогших крохотных девочек во двор дяди, родного брата их отца, и тут же рванулся наутек. Прошел слух, что Нюшкины дочки попали в детский дом, но точно, где они, никто сказать не мог.

Невесело сложилась дальнейшая судьба Тименчихи. Сыновья озлобились на нее за Фраера. Женам они посылали только продукты, главную добычу доверили матери, а она чуть по ветру ее не пустила с проходимцем, запачканным кровью казненных партизан. Не трудно представить, как скажется на их биографии это короткое родство с фашистским палачом. Пока не поздно, нужно дать деру.

За один вечер они конфисковали у матери капиталы из двух сундучков и ценные цацки из кувшина, распихали по мешкам остатки посылочного богатства, побросали в кузов все купленное Фраером на их деньги, а через два дня их и след простыл. Как в воду канули с женами и детьми. Ни слуху, ни духу. Будто ударом кулака сбросили мать к разбитому корыту. Снова рядна, голые стены и картохи в чавуне. Даже в магазин выйти не в чем.

Младшая дочь Тименчихи училась нормально, окончила медучилище, вышла замуж за хохла, с матерью держалась холодно. Она продала родительское подворье в кишлаке и купила дом в поселке, но старуху в комнаты не пустила, заткнула в угол летней кухни. От пережитых потрясений, от предательства детей Тименчиха тронулась умом. Дочка сбагрила ее в дом хроников. Там она и сгинула.