Людмила Петрушевская - Спасибо! Посвящается тем, кто изменил наши жизни [сборник]

– Так Павел поступил в иняз? – все-таки не выдержала, спросила я.

– Что? Ты не знаешь? Поступил, конечно! И диплом переводчика получил, – нахмурилась Анна Дмитриевна. – Он же умный мальчишка был, хотя разгильдяй, конечно. Приходилось им руководить, а как иначе. Ты сама теперь мать, должна меня понимать.

– Понимаю. Но…

– Ты, судя по всему, на меня в обиде… – Анна Дмитриевна уж не слушала меня. – Да, я выдвинула ему тогда требование – либо ты женишься на этой своей Таточке, либо ты, мальчик мой, поступаешь в иняз. У меня ведь связи имелись в престижном вузе, если помнишь, а без связей в те времена – никак… Павлик понимал, что его будущее полностью зависит от меня. Он ведь мечтал уехать за границу или работать в какой-нибудь иностранной компании…

– Мечтал, да, – согласилась я. – А куда он устроился после института? У него все получилось?

– Ну… Не совсем. Ты же помнишь те ужасные времена. А он – такой открытый, честный, прямой мальчик. Что в голове, то на языке. Конечно, ему трудно было ужиться с этим вороватым хамьем в красных пиджаках!

«Теперь я бы сказала, что у Павла – трудности с коммуникацией. Неумение общаться с людьми. Вечно он со всеми ссорился, искал повод обидеться, вспылить… Привык бороться и спорить с матерью, и на окружающих это отношение перенес», – подумала я. Затем осторожно спросила:

– Но с его дипломом можно было еще заняться переводами книг, например, или репетиторствовать, самому преподавать язык.

– Репетитором работать, с его дипломом?! – возмутилась Анна Дмитриевна. – Ах не надо. Я потом устроила Павла к себе в министерство, хоть он и сопротивлялся. Правда, Алиночка, его жена, совершенно его не поддерживала… Не женщина, а самый настоящий кисель!

«Точно, Алина. Помню, Павел еще сказал, что с Алиной его познакомила мать. Познакомила и обещала, что подарит сыну квартиру, если он женится на этой девушке… Анне Дмитриевне, получается, удалось найти сыну идеальную невесту! Или хотя бы внешне – идеальную!»

– Но коса-то у нее имелась? – с интересом спросила я.

– Что? Какая коса? А да, коса у Алиночки была, потом состригла она ее, ну невозможно же с этой деревенской прической в наше время ходить! Кстати, после родов Алина растолстела и никак не могла в прежнюю форму вернуться. А Павел – красавец, если ты помнишь, на него всегда девушки внимание обращали… И вечно у нее депрессия, вечно она не в настроении, ей все плохо!

Я вдруг вспомнила очередной кусок нашего последнего разговора с Павлом. Он действительно что-то там рассказывал о работе в некоей государственной конторе. При этом, смеясь, все время упоминал о каких-то девицах, работающих рядом. Поведал о секретарше, бегающей за ним, затем о кладовщице молоденькой, что была от него без ума… Я его спросила еще: «Павел, разве тебя жена не ревнует?» А он ответил со смехом: «Еще как ревнует, но я же мужик…» Собственно, не от этого ли было все время плохое настроение у Алины, его жены? Потом Павел принялся рассказывать о сыне, о том, как он с ним обращается… Словом, на месте Алины любая женщина впала бы в депрессию!

– Они развелись? Алина и Павел? – спросила я.

– Вот, я же чувствую, что ты к нему до сих пор неравнодушна! – расцвела Анна Дмитриевна. – Конечно, развелись потом. Когда Владу было семь. Влад – внук. А потом что она сотворила, эта ужасная женщина… – Настроение у моей собеседницы резко сменилось, она помрачнела. – Хитростью, ты представляешь – хитростью – вывезла Влада из страны в Америку и пропала там с концами! Не звонит нам, не пишет, ни-че-го.

– А я слышала, что Павел бил сына. Это правда?

Анна Дмитриевна замолчала. Потом пожевала губами. Теперь она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. «Значит, правда. Значит, мне не показалось тогда! – подумала я с отвращением, с тоской. – Бедный мальчишка этот Влад! И бедная неизвестная мне Алина с косой, которую пришлось состричь. Что же там такое происходило в их семье, что эта Алина сбежала с сыном в другую страну и до сих пор от нее ни слуху ни духу!»

– Ты людей-то не особо слушай… Все-то они переиначат, – наконец, скрипучим, совсем старческим, больным голосом произнесла моя собеседница. Потом продолжила опять бодро: – Ты, наверное, хочешь спросить, жалею ли я о том, что вас с Павлом развела? Жалею, да. Теперь понимаю, сколь ошиблась в тебе. Ты – себе на уме, я теперь вижу. Ты – как я, только похитрее. Вот ты – смогла бы взять Павла в оборот – незаметно так, по-умному. Наставила бы его на путь истинный. Не позволила бы ему шляться не пойми где. Сейчас ведь не работает он, опять живет у какой-то… Господи, да что я говорю! – вновь расстроилась она, достала платок из сумочки, промокнула им глаза. – Ладно, пойду я, чего рассиживаться. Нет, не надо, сама.