Глен Хиршберг - Дети Снеговика

Когда мы пришли домой, мать сидела в темной гостиной. Мы даже не поняли, что она там, пока не включили настольную лампу возле дивана.

– Спасибо, что выполнили мою просьбу и поехали на машине, – проговорила она ледяным тоном, обращаясь, судя по всему, не только к отцу, а ко всем троим. После чего гордо прошествовала в свою спальню.

Отец тяжело вздохнул; вид у него был измученный.

– Постарайтесь не слишком шуметь. Маме надо как следует выспаться. Мне, впрочем, тоже.

Мы отправились в мою комнату, но играли не долго. Погоняли сначала две машинки «Хот-уилз» по ящику для игрушек, а потом я достал фотографии бейсболистов, и мы стали читать надписи на оборотах. Около полуночи в дверях появилась мама – она пришла выключить свет. Обычно в это время я уже спал.

– Вам не страшно? – спросила она, когда мы забрались в постели.

Я ответил «нет», имея в виду, что мне не только страшно. Меня даже радовали и эти напряженные вечерние прогулки, и странные школьные собрания, и мои друзья.

Спенсер же ответил «да», и тогда мама подошла к нему, поцеловала в лоб и сказала, что это правильно. Потом она закрыла дверь, но не плотно, и без лишних вопросов оставила в ванной свет.

Однако нам не спалось. Мы встали, разложили мой новый автотрек «Тайко» и принялись по очереди гонять машинку по единственной работающей дорожке. Трек был в форме восьмерки, с трамплином, который так и не установили, потому что внутренняя дорожка обломилась еще в тот день, когда мы его собирали. Пульты были пластмассовые, сделаны кое-как, да еще и слишком тугие, что хорошо ощущалось при нажатии пускового механизма, превращавшего игрушечную машинку в живое существо.

Не помню, где провел ту ночь Брент – может, тоже у кого-то ночевал. Мы стали спать в разных комнатах с моих семи лет. Помню только, что мне немного взгрустнулось. Сколько лет уже мы с братом не играли по ночам.

В конце концов мы со Спенсером снова забрались в постели. Я лежал, изо всех сил генерируя сонные мысли. Но так ни одной и не нагенерировал.

– Мэтти, – позвал Спенсер. Я свесился с верхней койки и посмотрел на него. Он лежал, опершись на локоть, и больше походил на тень, чем на существо из плоти и крови. Второй рукой он сосредоточенно водил по простыне. – А как ты думаешь, что он делает с теми, кого сцапает?

– Связывает, наверное.

Я откинулся на спину и закрыл глаза.

Брент лежит в каком-то подвале, свернувшись калачиком на бетонном полу у старой топки, из которой время от времени доносятся бухающие звуки, как будто в ней кто-то есть и вот-вот выскочит. Окно под потолком задернуто белой шторкой, лампа верхнего света облеплена крылышками насекомых, кругом трубы. Снеговик является как тень, и Брент кричит ему: «Пошел вон!» – но вместо слов вылетает какое-то кваканье, губы напряженно втянуты – как у наездников на ярмарочных бегах.

– Он их кормит? – спросил Спенсер в полузабытьи, как будто ему снился тот же сон.

– Мясом по-боярски. [60]Он хочет, чтобы им было вкусно.

– А на десерт?

– Шоколадный мусс.

– Фу, гадость, – фыркнул Спенсер. – Мама говорит, от него бывает рак.

– Я слышал, один парень подцепил рак от двойного гамбургера.

– Не мели чепуху!

– В мясе была опухоль. Парень кусанул, она лопнула и брызнула ему в лицо, а потом у него нашли рак.

– Ты больной, Мэтти.

– За что купил, за то и продаю.

Это была дивная ночь.

На следующий день мы со Спенсером пошли завтракать в «Бургер-Кинг». За ночь нападало много снега. Мир снова казался привычным, не считая маленьких ладошек, нарисованных красной краской на каждом втором окне.

Не успели мы дойти до поворота на короткую дорогу мимо Сидрового озера, как увидели первого полицейского. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу, и жевал резинку. Заметив нас, он расплылся в улыбке, потом чертыхнулся и извлек из кармана форменной рубашки зубочистку. Как только мы зашли за поворот, Спенсер зацепил горсть снега, слепил снежок и швырнул его в ближайший дом. Снежок угодил в кедровую обшивку рядом с парадной дверью и лопнул, как гигантский нажравшийся клоп. То же самое Спенсер сделал у следующего дома, только на этот раз он попал в окно, и мы со всех ног припустили к центру квартала.

– Ты что делаешь? – спросил я, когда мы сбавили темп.

– Мечу территорию. Мы так дурачим полицейских в нашем квартале, особенно белых.

Странно было слышать это от него.

– Ты что, не любишь белых полицейских? Спенсер пожал плечами.