Владимир Маканин - Ночь… Запятая… Ночь… [сборник]

Потом вода стала спадать, уходя и всасываясь куда-то вглубь, – слепой же ворчал: вот, мол, Пекалов так пуглив да и цигарку плохо скрутил, он бы, слепой, сам скрутил лучше. Покурив, слепой взялся за кирку. Появился Кутырь: он также сообразил, что вода грунтовая, и теперь, торопливый, бил ломом под крупные камни, увеличивая сток. Он бил и искал дыру – и нашел: вода с утробным шумом, урча, всосалась куда-то в глубину, после чего под ногами была лишь раскисшая грязь. Пекалов, переволновавшийся, пошел выпить водки.

Он вылез из подкопа, вышел на траву и упал, он хотел тут полежать – было мягкое солнце. Неподалеку спали отдыхавшие слепцы, старый и молодой.

С первыми осенними дождями заявился мальчишка-поводырь: он набегался, вполне утолил свою резвость, а теперь, когда лето кончилось, искал надежного прокорма. Но слепцы не хотели идти в далекий путь, не кончив Божьего дела.

– Пойдем, дядьки, – звал их малец и уже клялся, что поведет их лучшими и самыми мягкими дорогами.

Пекалов, выставивший голову из шалаша, слушал разговор, насторожившись. Но попугать слепых рекой и обвалом маленький поводырь не догадался: малец был слишком занят своей судьбой, не смекнул, – и успокоившийся Пекалов вновь спрятался в шалаш, так как вовсю хлестал дождь, почти ливень.

Старый и молодой слепцы, стоя с шалашом рядом, не поддались и на жалость.

– Ступай! Прокормишься Богом! – прикрикнул старый, суровея и никак не прощая ему той околомонастырской издевки.

– Дяденьки, я ж винюсь, – мальчишка захныкал, и, может быть, непритворно.

Дождь лил, но старый слепец стоял не шелохнувшись, по его лысине дождевые ручьи сплескивались на спину и на плечи. Рядом стоял молодой слепец, светловолосый, с длинными, как у девушки, мокрыми прядями.

– Ступай!

Мальчишка ушел, а они оба стояли недвижные, пока могли слышать через дождь его шаги в кустах.

Слепцы работали как заведенный механизм, но, когда вновь пошел щебень и крупные камни, они занервничали: словно бы сговорившиеся, они все чаще молились и пытались копать вверх. Они стали неуправляемы, и Пекалов то грозил их прогнать, то просил ласково и униженно. Кутырь же, опасливый, чуть что, вырывал у них кирку и орал: «Куда ж ты вверх лупишь, дура слепая!» – после чего они едва не дрались. Земля стала пугающе сыпучей. Это уж была не глина, которая несла на себе нестрашную грунтовую воду.

И именно этим днем старый слепец увидел в подкопе Богородицу как никогда близко, он вскрикнул – он вопил, что увидел, прозрел ее, милую, как раз в том самом направлении: если рыть выше. Он ясно, четко ее увидел и тыкал пальцем вверх: там.

– Как ты мог ее видеть? Да ты хоть на иконе-то ее видел? – кричал в злобе трясорукий Кутырь, на что старый слепой спокойно ответил:

– Видел. Много раз видел. Я ослеп в девять лет.

Они уже наскакивали друг на друга, когда Пекалова осенило.

Пекалов пошел к выходу, он спешил, но не бежал – он шел самыми ровными шагами, и, только когда у начала подкопа ровных его шагов оказалось четыреста, он повернул и кинулся в глубь подкопа вновь. Теперь он бежал, он бежал сколько было сил, а едва добежав, крикнул: «Верно, копай вверх!..» – и дух у него захватило.

Отдышавшийся, он не стал объяснять, но весь задрожал, засуетился.

– Давай, милые, давай! – Пекалов хватал то лом, то лопату, взвинчивая слепых, и без того уже взвинченных. «Я вижу ее, вижу!» – кричал старый слепец, остервенело вгрызаясь в землю, а рядом и Кутырь, уже догадавшийся, бил ломом вверх и вверх – они мешали друг другу. Они били как спятившие. Вскоре Пекалов услышал скрежет: старый и молодой слепцы – оба кирками – били по большому недвижному камню. Сыпались искры. Отбросив кирки, слепцы взялись за ломы, и тогда искры посыпались еще сильнее, но слепые не видели искр.

– Вижу! – кричал старый слепец. – Вижу ее!

Бить по цельному камню было бессмысленно, и Пекалов хватал их за руки.

– Остановитесь! Это ж камень!.. Слепые, что ли?! – злобно орал он, уже и не слыша своих слов.

Но те слышали.

– Сам слепой! – гневно кричал старый слепец.

– Да помоги же! – Пекалов крикнул Кутырю, и только вдвоем, пустив в ход кулаки, они отогнали убогих.

Камень оказался огромным, и подкапывать надо было с умом: камень, когда подкопают, должен был к ним выпасть сам, но выпасть не сильно, тогда вода реки, если река еще над ними, не поглотит их всех мгновенно – валун сыграет роль затычки, пусть даже неплотно подогнанной. Прогнав слепых, Пекалов и Кутырь посовещались; они осматривали камень внимательно и сколько можно спокойно, но угла так и не нашли – камень закруглялся. «Валун», – решил Пекалов, и Кутырь кивнул, а по подкопу слышались осторожные, шуршащие шаги: возбужденные слепцы вновь подбирались ближе, – хотели работать.