Владимир Кормер - Наследство

Муравьев не успел ответить, потому что Проровнер вскочил и закричал басом:

— Боже мой, боже мой! Как изменились ваши взгляды! Я уж не говорю о том, что прежде вы были западником. Но неужели вы не видите, насколько ваша сегодняшняя позиция сомнительна? Помилуйте, отсюда один шаг и до признания большевизма! То есть, зная вас, я, безусловно, понимаю, что вы хотите сказать, но… но разве можно выходить с этой платформой?! Ведь эта мысль, что революция и большевистская партия, помимо своей воли, силою иррациональных, стихийно действующих моментов решили многие проблемы, стоявшие перед старой Россией, — эта мысль очень опасна. Умоляю вас, будьте осторожны! Учтите, что тем самым вы фактически смыкаетесь с… я даже не знаю с кем… Во всяком случае, не с нами!

— В-виноват, — заикаясь, вставил сенаторский сын, — в этом они доходят ч-черт з-знает до чего! Н-например, у-утверждается, что теперешняя борьба це-це-е… — он надолго запнулся, потом справился с собой и говорил дальше уже гладко: — Центрального Комитета с оппозицией косвенным путем осуществляет интересы русского народа!

Он хотел сказать что-то еще, но от нового приступа заиканья не смог и только бессильно раскрывал рот.

— Верно, верно, — ласково пришел ему на помощь Проровнер. — Я помню этот разговор очень хорошо. Вы рассчитываете, Дмитрий Николаевич, что во взаимной борьбе все эти группировки в их неумеренно марксистской форме отомрут сами собой и власть сама свалится к вам в руки! Но ведь это утопия. Это утопия, дорогой мой, это утопия! На что вы рассчитываете, мне непонятно?

— Мы рассчитываем прежде всего на внутреннее движение. После того как идея гражданской войны и иностранной интервенции провалилась, а она, несомненно, провалилась, по-моему, всем ясно, что рассчитывать можно только на это, — сказал Муравьев. — Вмешательство со стороны одновременно нецелесообразно и неприемлемо…

— Каково, а? — крикнул Проровнер. — Вмешательство со стороны является неприемлемым! А что же тогда должны делать мы?! Сидеть сложа руки и пописывать журнальные статейки? Изобретать идеологию? Нет, так идеология не делается!

— Мы рассчитываем на рост сознания внутри России, — старался быть суровым Муравьев. Ему, однако, было неудобно отвечать (Проровнер все еще стоял, может быть, намеренно не садясь), и он откинулся на подушку дивана. Так говорить было тоже неудобно, и он снова сел, утомленно повторив: — Мы рассчитываем на рост гражданского народного сознания. Дав народу образование, а большевики это сделали, вы не можете этого отрицать, они тем самым подготовили почву для более глубокого осознания широчайшими народными массами стоящих перед нацией задач государственного и культурного строительства, в процессе которого неизбежно будет осуществлен и выход к иным, лучше отвечающим духу народа, духу становящейся новой культуры, формам, когда старые, марксистские формы будут как бы сами собой уничтожены. Мы рассчитываем поэтому на выдвиженцев, на личный состав армии, на молодых деятелей советского и профессионального аппарата, вышедших из широких рабоче-крестьянских народных масс и воспринявших, с одной стороны, все лучшее, что дала им земля, а с другой стороны… — Он не нашелся, что сказать еще. — Одним словом, это к ним мы обращаемся с призывом завершить начатое и частично осуществленное их руками дело построения новой России… Это завершение требует, при сохранении основ существующего строя, устранения черт антирелигиозности, антихозяйственности, антисоциальности как черт, чуждых широким массам подымающейся России.

— Не знаю, как по-вашему, а по-моему это бред! — снова закричал Проровнер. — Бред! Утопия! Кто, прежде всего, позвольте, будет распространять этот ваш призыв среди этих самых широчайших трудящихся масс?! А? Что вы скажете по этому поводу?!

— Совершенно верно, — не своим голосом подтвердил сзади один из актеров.

— Разумеется, верно, — надменно согласился Проровнер. — Все это, как вы видите сами, слишком теоретично, слишком абстрактно. Я бы сказал, слишком академично… Но мало того. Это прежде всего слишком замкнуто. Вашим теориям грозит узкий изоляционизм. Вы ошибаетесь, он не в духе народном… Наш русский удел, как сказал Федор Михайлович Достоевский, «всечеловечность»…

— С этим я согласен… Проровнер грозно продолжал:

— Вот мы… — он взмахнул руками, — вот мы и ставим своей целью самый широкий выход, в том числе и к деловому сотрудничеству с лучшей частью Европы, с лучшими представителями европейских культурных слоев!