Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах

– Что с мамой?

– Анализы точные, диагноз тоже, степень определена, здесь ошибки быть не может, сегодня сразу ее положим в клинику к Клаусу (немец кивает), в Москву везти не имеет смысла, понадобится операция и долгое лечение.

– А какова вероятность, что… Ну, вы понимаете меня.

Немец начинает что-то быстро говорить, и оказывается, что голос у него очень мощный и низкий. Такой, наверное, был у Зигфрида из песни о Нибелунгах, а, впрочем, черт его знает.

– Знаете, – говорю я профессору, – я не доверяю немцам и не люблю их. Не только евреев убивали во время войны, так что память о том, что они вытворяли с «русскими свиньями», в нас живет на генном уровне. У свиней тоже есть память.

– Вы не в себе. – Профессор внимательно смотрит на меня. – Вам надо пройти седативный курс, пожить недельку в санатории.

– Вы психолог, что ли, по совместительству? – мрачно шучу я.

– Я врач. И видел людей, вывернутых наизнанку, больше, чем вы кирпичей. Вы ведь строитель, кажется? У вас нервы на пределе, это – первое, что бросается в глаза. С вашей матерью будут работать хорошие специалисты, я вам за них ручаюсь.

– А за жизнь ее вы мне тоже… ручаетесь?

Профессор снимает очки, дышит на стекла, протирает их особой тряпочкой и ничего не говорит долгое время. Я молчу, немец молчит, только где-то вдалеке тарахтит мотоциклетка. Наконец, профессор отвечает:

– У больных раком свой ангел-хранитель и свой демон. Знаете, я его видел. С ним тяжело справиться, а ангел очень халтурно работает.

– Хранит плохо?

– Да кто его знает? – пожимает плечами профессор. – В общем-то, надежда есть, хотя степень у вашей мамы четвертая и возраст уже, конечно… Я не понимаю, почему она до сих пор не спохватилась и не пошла к доктору. Хотя, знаете, человек всегда надеется, что это может случиться с кем угодно, но только не с ним. А все-таки подумайте насчет санатория. Вот так сорветесь, не дай Бог.

– Не сорвусь, – отвечаю я, – у меня свой ангел-хранитель. Он вроде неплохо работает.

– Тут ведь что главное? Главное – не перепутать ангела с чертом, – еще более мрачно, чем я недавно, шутит доктор, – черту прикинуться ангелом куда проще, чем ангелу чертом. Дернет вас куда-нибудь не в ту сторону.

Я ничего не отвечаю и возвращаюсь в дом. А почтальон, который всегда звонит дважды, уже стоит у дверей.

Оставив Катю с детьми в Бельгии (от греха, так спокойнее), я утром следующего дня вернулся в Москву. Охранник распахнул передо мной дверцу автомобиля, я сел, увидел, что рядом на сиденье лежат какие-то исписанные шариковой ручкой листки обычного формата, взял их в руки, пригляделся, оказалось, что это какой-то рассказ. Я начал читать:

«Ранним утром буднего дня босс Вячеслав Михайлович Кторов вышел из подъезда дома номер 16 в Кривоколенном переулке, почесал яйца, смачно плюнул, залез на заднее сиденье своей бронированной двенадцатицилиндровой машины и велел водителю доставить его на хуй. Удивившись такой необычной просьбе, водитель решил, что ослышался, и переспросил. Вячеслав Михайлович, как ни в чем не бывало, повторил: вези, дескать, на хуй, да поскорей, а то времени в обрез и там ждать не любят. Бедняга-водитель, чей ай-кью не превышал положенной водителю нормы в 73 с половиной пункта, а нежелание лишиться места было не в пример выше, не знал, что ему делать, но, тем не менее, тронулся с места и поехал наугад. В это время босс Вячеслав Михайлович Кторов сидел на своем заднем сиденье и занимался чем-то тихим, прикрыв глаза, а его водитель в зеркало заднего вида мог наблюдать лишь его подрагивающие плечи. Проезжая мимо гей-клуба «Три обезьяны», шофер услышал недовольный возглас Вячеслава Михайловича:

– Эй, ты куда? Приехали!

– Так вам сюда? – удивленно спросил шофер.

– А ты как думал? По-твоему, «на хуй» это где-то еще?

…Читать всю эту ахинею дальше у меня не было никакого настроения, я был взбешен тем, что обнаружил в собственном автомобиле подобную «рукопись».

– Вадик, останови-ка, – попросил я. – А мы куда едем-то?

– Как же, Вячеслав Михалыч? Вы же сами сказали, что сперва домой заскочим, а потом…

– А я разве не говорил тебе меня на хуй доставить?

Он вздрогнул, медленно повернулся, и я увидел его ошалевшие, испуганные глазенки.

– Ой, Вячеслав Михалыч, извините ради Бога, я это…

– Чего ты «это»? – усмехнулся я. – Ты, оказывается, помимо баранки еще и, как там говорится, на перо востер? Твое ведь творчество? – Я протянул ему листки. – Значит, ты, мой шофер, то есть человек, от которого зависит моя жизнь, пишешь про меня дурацкие рассказы?