Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах

…Земельные спекуляции московским правительством никогда не поощрялись, и после однократной перепродажи земли в третьи руки фирма-спекулянт к участию в последующих аукционах тупо не допускалась…

– Слава, ты успокойся. Милена Николаевна тебе предлагает, как избежать крупных неприятностей, а ты ей условия ставишь. Нехорошо, – покачал головой дед. – У меня тоже есть информация, что ты участки купил с нарушениями, что бумаги у тебя оформлены неправильно.

– Да откуда у вас такие сведения-то? – вскипел я. – Даже если предположить, что у меня что-то не так оформлено, хотя мне в это не верится, то я самолично берусь все это исправить в кратчайший срок.

– Не получится, Слава, – тяжело проговорил Кисин, встал из-за стола, сделал несколько шагов и опустился в кресло рядом с Бабуриной. Теперь они сидели напротив меня: потерявшая человеческий облик тетка, которая была всего на десять лет меня старше, а выглядела она словно смятая пачка творожной массы, и алчный старик – ее послушный клеврет. Два хозяина строительной мафии, два ее высших представителя.

– Слава, тебе в центре делать нечего. Я уже как-то намекал. Помнишь? Милена Николаевна с банком сама договорится, переоформите права на участки, и живи себе спокойно, строй вон где-нибудь в Королеве или в Мытищах. Да где угодно! К тому же, и я тебе всегда помогу, – увещевал Кисин.

– И я перед губернатором словечко замолвлю, – улыбнулась Бабурина и стала вместо свиньи похожа на жабу.

Тут меня разобрал смех, это была настоящая истерика, прорыв дамбы, извержение долбаного вулкана. Я хохотал до желудочных колик, до слез, и сквозь слезы лица жуликов, искаженные словно в потешной комнате с кривыми зеркалами, казались еще уродливей, еще гаже. Они вызвали меня, чтобы забрать мой бизнес! Вот так, просто и бесхитростно! Да это же просто сенсационный беспредел! Что же мне теперь, вот так вот просто взять и отступиться? Дать себя поиметь этой царь-бабе? А что еще остается…

Переутомление последних дней, трагедия мамы, ил, давно скопившийся в душе, – все это сыграло со мной злую шутку. Я встал, на глазах у этих изумленных крокодилов расстегнул ширинку, вытащил член и, потрясши им, произнес таковы слова:

– Ай ты ж гой еси Бабурина Бабуриновна! Коли соснешь ты хуйца-молодца молодецкого, то отдам я тебе те земли спорныя, те участки вздорныя, дабы ты на них хоромы понастроила да понатыкала. Ан не соснешь, так и не видать тебе ничего, кроме ушей твоих, гожих токмо для студня!

– Он тронулся, – спокойно произнесла Бабурина. – Видите, Семен Ильич? У него, наверное, белая горячка.

– Хуячка! А не хочешь так, и как хочешь, – проговорил я, заправляясь и застегиваясь. – Ничего я никому передавать не стану. Мы в государстве живем, а не в банде. Я общественность растревожу и во все газеты напишу, как вы меня на пару тут обрабатывали. Шолом Алейхем! – попрощался я на еврейский манер и, трахнув дверью, вышел вон. Увидев изумленную моим поведением секретаршу, я растопырил пальцы, приставил большие к вискам так, что получилось на манер рогов, и закричал дурным голосом:

– Так вот он какой, северный олень!

После чего издал губами пердячий звук и, весьма довольный собой, покинул негостеприимный дом сей на веки вечные. В машине мне стало худо, в глазах маячили какие-то зеленые круги, я слышал голоса, среди которых мне отчетливо померещился голос Аллы, а потом мне показалось, что Блудов затянул лихой куплетец:

…Доктор диагностировал у меня нервное расстройство и рекомендовал длительный отдых на курортах. Я прогнал его и назвал шарлатаном, а он меня шизофреником. Голоса покинули меня и больше не возвращались. Я завел себе диктофон, благодаря которому, а также несомненному таланту Вадика вы теперь читаете все это.

– А девочки пишут стихи? – Я сидел на ковре в ее спальне в позе лотоса и смотрел, как Женя медленно стягивает чулки. Это я заставил ее надеть чулки. Красные. У нее в спальне было много всего такого.

– Конечно, пишут. Я тоже что-то такое, помню, написала.

– она рассмеялась, – полное дерьмо! Детство наивное, мотыльковое. Все, затыкаюсь, а то меня сейчас на банальные образа (она так и сказала – не «образы», а «образа) потянет: свечки, мотыльки – белые хуйки.