Леонид Жуховицкий - Умирать не профессионально

Генка довез их до Тулы и подождал, пока сядут на проходящий поезд. Не в Крым.

Тимур понимал, что большой нужды в этих сложностях нет. Но так когда-то учили, и он знал, что учили правильно. Сто раз сойдет, а на сто первый сорвется. А чтобы срывалось – нельзя. Всякий срыв – это халтура или неграмотность. Вроде кляксы в тетрадке у первоклашки. Профессионал на кляксу не имеет права, потому что каждая клякса может оказаться последней.

Когда-то их куратор Михаил Макарыч (собственно, не Михаил и не Макарыч, его настоящее имя никто не знал) дал им всем, а Тимуру особенно, урок, который навек запомнился. Тимуров друг Федька, прилично бацавший на гитаре, сочинил песню под Высоцкого, а Тимур, тогда еще романтик, предложил сделать ее гимном школы. Песня была суровая, с обещанием умереть за святое дело. Повел Федьку к Макарычу, не сомневаясь – поддержит. Макарыч выслушал песню и сказал, что не пойдет. «У тебя, – повернулся он к Федьке, как там: „Если надо, умрем“? А я вас чему учу? На что натаскиваю? Вы должны выполнять любое задание, выигрывать любой бой, выходить из любой ситуации. А умер – значит, проиграл. Пехота может умереть, танкист может – а ты нет. При нашей выучке умирать не профессионально».

Потом, уже без Макарыча, Тимур сам учил пацанов, умеющих все, кроме главного. И с кайфом повторял им эту фразу, даже не по необходимости, а потому, что уж очень была хороша. Красивая фраза. И точная. Лет десять парень наращивает физику, еще года три, или пять, или семь уходит на главное. И после этого от какой-то вшивой пули – в яму? Стоило ли столько времени готовиться, чтобы в дурную секунду уйти в ноль? Это солдатики идут в атаку, и в штабе уже просчитано, что из сотни останется семьдесят. Математика! А в морском резерве счет на штуки, и ни одну терять нельзя. Пехотинца можно призвать, и через месяц уже казарму подметает, а через три склад сторожит. А морского резервиста не призовешь, его призывать неоткуда.

В купе оказались бабы, примерно сорокалетние, да еще из торговли, да еще пьющие, да еще компанейские. Тимуру пришлось соответствовать, Буратина уклонилась, скорчив рожу и сложив ладошки на животе.

– Беременна, что ли? – спросили бабы.

– Отчасти, – бестолково брякнула девчонка, видимо, к вопросу неготовая.

– «Отчасти», – передразнила баба потолще, – залетела, так рожай.

– Рожу, – пообещала Буратина, и от нее бабы отстали.

Выяснилось, что они едут в Сочи, в пансионат.

– А мы, – сказал Тимур, – в Новороссийск.

Буратина посмотрела на него с недоумением. Он не реагировал.

Уже наутро, когда стояли в коридоре, глядя на сухую степь за окном, девчонка спросила:

– А мы что, не в Крым?

– Не в Крым, – сказал он.

– Но ты же говорил…

– Не будешь мужикам верить! – отшутился Тимур. – Да ты не огорчайся, на Кавказе море то же самое. И горы повыше. И Россия, а не Хохляндия, на границе документы не спрашивают.

– А там что, заграничные нужны?

– Хватает российских, но мало ли что. Вдруг ты в розыске?

– Или ты, – сказала она с улыбкой, но глядела при этом в упор.

– Или я, – благодушно согласился Тимур. Серьезных разговоров он в данный момент не хотел, да и место было не для душевных откровений.

Пришлось вернуться к компанейским теткам.

* * *

Билеты у них были до Сочи, но сошли раньше, на платформе, где поезд стоял две минуты. Поселочек был приятный, три улочки тянулись вдоль моря, четвертая, живописно кривая, уползала в ущелье. Все это называлось «Новый винзавод» – видимо, в честь скромных развалин на склоне ближнего холма. От пляжа поселок был отрезан двумя дорогами, железной и шоссейной, обе шумели – но когда приезжающих на море пугал шум? Комнату сняли у бабуси, вдовы путевого обходчика, цена была божеская, да и Тимуру на цену было, в общем, плевать: понадобятся деньги, будут деньги. Ему море было не в новинку, много воды, и все. Но забавно было заодно с девчонкой второй раз пережить первое впечатление: она только что не вопила от восторга. Так и прожили весь первый день: Буратина смотрела на море, а Тимур на нее. Купались почти непрерывно и умотались так, что идти куда-то ужинать не было сил, и вечерний харч получился пролетарский: батон и литровая бутылка местного красного вина, по бабусиной наводке купленная у соседа.

Использовать девчонку по понятному назначению Тимур не собирался. Просила съездить на море – ну, и съездят. Уж не такой он на баб голодный. В этом виделся даже особый кайф: побаловать девчонку бескорыстно. Но когда закрылись в комнате, Буратина сама потащила его на себя. Ну, раз так…