Инго Шульце - Simple Storys

Но потом я с изумлением отметил, что Данни не остановилась у бензоколонки. Мы проехали мимо, и Данни сказала, что, покупая немецкую машину, ты всегда отчасти оплачиваешь еще и расходы на строительство бассейна для рабочих; что французские и итальянские машины вообще ни на что не годны, а японские не отличаются изяществом оформления. Внезапно она резко снизила скорость, я ощутил толчок и тут же – еще один.

– Бассейн для рабочих у меня ассоциируется скорее с Америкой, – возразил я. Мне не понравилось, что Данни выпятила нижнюю губу и так лихо запрокинула бутылку с «Фантой», как будто там внутри почти ничего не было. Затем она обтерла рот тыльной стороной ладони, прижимая бутылку к шее, и, прокатив пластиковый корпус по своей сильно декольтированной груди, на мгновение зажала его под мышкой.

– Это ничего не меняет, – сказала Данни с нарочитой небрежностью; и тут я подумал, что как пассажир человек постоянно попадает в глупейшие положения, а еще – что для машины отнюдь не полезно, когда так резко переключают скорость. Кроме того, сигнал поворота получался у нее слишком длинным, и бензоколонку она проморгала, а до следующей оставалось пилить, вероятно, никак не меньше шестидесяти пяти километров. Переднее стекло, усеянное расплющенными насекомыми, настоятельно нуждалось в помывке, я чувствовал себя отвратительно, а состояние правой полосы, по которой мы ехали, было просто катастрофичным. Меня так и подмывало сделать что-то, что-то сказать – но только ни в коем случае не спрашивать ее прямо, не согласиться ли она уступить мне руль. Удовольствие от поездки так или иначе было испорчено.

Так примерно вы должны представлять себе ситуацию, сложившуюся к тому моменту, когда я по глупости рассказал Данни одну вещь, которая неизбежно должна была ее спровоцировать. Дело в том, что когда она вторично помянула «синхронность и акаузальность» К. Г. Юнга, [35]мне захотелось раз и навсегда дать ей понять, что я считаю все это слабоумием и не желаю более слушать подобные глупости. Я хотел предложить ей вместо этого переключиться на музыку, которая, по крайности, всегда представляет собой нечто реальное, или на астрономию.

– Я тебе уже рассказывал о своей последней поездке на поезде? – спросил я. По тому, как она ответила «нет», я понял, что она несколько удивлена, ведь из этой поездки я вернулся почти неделю назад. Но как бы то ни было, я заговорил о мальчике и девочке, которые беспрерывно бегали по проходу в вагоне. Мамами этих детей были две женщины, которые положили их плюшевых зверушек – пингвина и гигантскую лягушку – на свободное сиденье наискосок от меня, после чего вернулись на свои места в другом конце вагона.

Тут я вспомнил о близнецах Томе и Билли, об их привычках, и это помогло мне украсить собственный рассказ новыми подробностями.

– Дети все время носились взад-вперед и визжали, – сказал я. – Один мужчина – лысый, с высоким голосом – безрезультатно пытался их урезонить. Его жена заснула или, во всяком случае, делала вид, что спит. Вскоре оба они покинули наш вагон. Другие пассажиры последовали их примеру, когда дети начали хлопать крышкой мусорного ящика. Полноватый старик, пока еще сидевший на своем месте, отругал маленьких нарушителей спокойствия. Те сперва утихомирились, но вскоре возобновили свою возню, и старик, неодобрительно покачав головой, посмотрел на их матерей в конце прохода.

– Сколько же им лет? – спросила Данни, и я сказал, что никогда не умел точно определять возраст детей, возможно, эти были первоклашками.

– Я имею в виду их мам, – уточнила Данни.

– Между двадцатью и тридцатью, – сказал я и потом некоторое время молчал.

Мы тряслись вслед за гигантским самосвалом, выхлопная труба которого обдавала нас чадным паром.

– Под конец дети стали играть в «нападение», как они это называли, – продолжил я свой рассказ. – Девочка должна была идти по проходу, а мальчик прыгал на нее сзади и валил на землю. Несколько раз они менялись ролями, и вот, когда в очередной раз нападающим был мальчик, тот старик вновь решил вмешаться и встал между ними. Мальчик объяснил, что хочет, когда вырастет, служить в армии, чтобы душить своих врагов. Он прямо так и сказал, а старик обругал его, объяснив, что в армии он – мальчик – ни в коем случае не сможет делать все, что захочет, что напротив, как раз в армии-то и царит порядок. Старик схватил пацаненка за руку и сильно его встряхнул. И потом я услышал, как он спросил: «А почему ты хочешь попасть именно в Югославию?»